© Copyright Валерий Юдин, 2003       

Наши в городе.

Казалось, весь этот край сроднился с туманом и дождём. Будто въехали в какую-то сумеречную зону, при­чем резко, без перехода - вот только было солнце, и вот уже вместо него желтый фонарь за марлей.

Они ехали поездом, в составе было всего несколько вагонов. Толком никуда не выйти - ни пожрать ку­пить, ни пива.

Партизан, конечно, не остановишь, если уж куда собрались – ори - не ори - пугай штрафбатами, послужили уж  своё. А вот только остановки  были всё больше ночью или в глухих местах. И ни тебе вокзалов, ни тебе про­хладительных напитков.

…Нет. Ну, в общем-то, всё у них было нормально. Из Питера выехали - и с собой кой чего прихватили, и подраздобыли ещё малость, в поезде. - Дорога, в общем, была не в тягость. И даже настолько, что многие из них позабыли,  куда  и  зачем едут.

Их капитан, тоже молодой - от силы тридцати лет, - отчаявшись “наконец прекратить эти безобразия”, тоже запил. И уже на второй день  ничего не помнил  и знать не хотел, -  заперся в стельку пьяный в купе провод­ников, и храпел там сутки напролет, предоставив своим сорока  партизанам право самим разбираться, куда едет этот вагон, этот поезд, и, вообще, весь этот …откровенно говённый  мир.

- А  нам-то что? - кричали они , - Как говориться - на нас не каплет ,за нас подумают. Сухпай есть, спирт есть. И хрен с ним, что нет пива и огурцов.

- Ну, что? Наливай что ли!    

- Нет, ну что за  херня?! Почему опять мы должны кому-то служить? К тому же  в мотострелковом полку - а я вообще, насколько мне помнится, подводник. Нет, блин, командировали…       

- А куда, спрашивается? Хоть бы сказали…

- Узнаете, говорят,  по прибытии.

- Идиотизм! Давно ли  ДМБ было? Сколько крови там высосали. И снова… Ну гады!

Вот так, короче, и  доехали. Пробухали всю дорогу, а теперь - то ли Украина, то ли Молдавия, а может и Урал, кто теперь разберет: туман, он и в Африке туман. Начальству, опять же видней.

                                                   ***

-Ну что, пойдем спросим у кого-нибудь? - обратился Олег к своим попутчикам. Не ко всем, конечно сразу -  сорока разбойникам - а к тем с кем пил в дороге. - Пойдем, пойдем. А то пить все равно больше нечего. И мы, по-моему, приехали.

- Буди капитана, - заорал вдруг кто-то из тамбура, - тепловоз уезжает.

- Да ты что! – Олег Васильев и Серега Костылев, которые еще в Питере, в военкомате, скорешились, вылезли чуть не по пояс из окна вагона.

-Да, действительно, уезжает, - тихо и как-то обречённо сказал Серега. Вагон оставался в тумане один оди­нёшенек .

- Не дрейфь, Серега, - ответил Олег ему на это, и лихо плюнул вслед исчезающему в тумане тепловозу, - как привезли, так и увезут, все будет точно и с комфортом...Слушай, у тебя голова сейчас болит?

- Не-ет.

- Значит ты ещё пьяный…А вот у меня болит.

- Надо, значит, полечиться.

- Не-ет, - В тон ему протянул Олег, - не бу-уду.  У меня такое ощущение, …что  мне не пережить лечение.

- О! Рифмой заговорил! - обрадовался Сергей, -  Вот я и говорю - полечись тебе. То есть, говорю тебе…блин.

Он запнулся, но продолжил:

- Короче, ты понял, чего я тебе говорю!

- Во-во! Понял. Долечишься тут с вами. - Олег опять плюнул, стараясь на этот раз попасть в стоявший не­подалёку телеграфный столб, - ему это почти удалось - он промахнулся всего сантиметров на пять. - Ну, ладно. Пошли.

Они вздохнули еще раз тумана полной грудью и влезли обратно в вагон. И только они собрались уходить, как перед ними, в купе проводников, стала медленно приоткрываться дверь.

- Никак капитан выползает, - остановился Олег. - Ну-ка, посмотрим.

Оказалось, что их командир действительно выдирается наружу. Мучительно, как  стрекоза или бабочка, раздирающая кокон, он открывал дверь, упёршись в неё лбом, и одновременно пытался надеть свой китель, су­дорожно засовывая руки в перекрученные рукава.

- Оказывается, точно он здесь был, родимый, - сказал Серёга, - А мы его обыскались. Ну что -  по соточке, господин капитан?

Капитан, не  отрывая лба от дверей, повернул голову, посмотрел на ребят. Насупив брови, промычал что-то невразумительное и упал назад в купе, потеряв равновесие. Те бросились его поднимать, кое-как поставили на ноги, но тут оказалось, что он уже спит.

- Слушай, а он не обоссыться? -  посочувствовал вдруг Олег.

Но, не найдя ничего лучше, они уложили его обратно на полку и закрыли опять одного в купе.

- Больше у нас нет капитана, -с притворной грустью сказал Серега, - может на улицу выйдем? Всё-таки надо посмотреть, что за станция такая.

Они вышли из вагона на абсолютно пустынный перрон. Дождь вроде бы прекратился, но туман и какая-то противная морось остались. Общая картина была даже излишне унылой. Непривычная после вагонной суматохи тишина обволокла их и ощутимо надавила на уши. Им пришлось даже сглотнуть пару раз, чтобы восстановить в ушах нормальное ощущение.

- Слушай, что ж так тихо-то? - Олег огляделся по сторонам. Туман был не таким уж  густым, но после метров пятидесяти замазывал все белым, как краской.

Так вот, насколько можно было видеть, резервистов никто не встречал и не торопился объяснять, где они, и  зачем их оторвали от жен и детей, послав мобилизационным порядком в этот богом забытый уголок , хоть и из­рядно уже урезанной, но все же  чрезвычайно необъятной Родины.

Привезший их вагон, стоял гордо сам по себе, окруженный туманом и курящими партизанами. Кроме этого вагона, поначалу, были в составе несколько почтовых, но теперь они с тепловозом вместе отправились куда-то ещё. Мужики, в общей массе, не очень-то, этим были обеспокоены. Но вот Олег, почему-то чувствовал тревогу.

Теперь, когда он уже почти протрезвел, его удаль - кстати, вчера бившая фонтаном - схлынула, оставив в голове похмельный вакуум. Он быстро заполнялся всяким мусором, состоящим преимущественно из детских стра­шилок.

Его разжиженные спиртом мозги выдавали ассоциативные причитания:

“Однажды в чёрном-чёрном городе

  Жил чёрный-чёрный… дяденька

- на что-нибудь большее они были ещё не способны. Но даже и этого вполне хватало, чтобы чувствовать, как здесь неинтересно, и начать скучать по, ещё вчера казалось, такому надоевшему дому.

Основная часть его с Серегой коллег-воинов потянулась к зданию вокзала, которое, впрочем, оказалось за­крытым.

Они прошли дальше.

И ещё несколько зданий рядом оказались запертыми. И ещё…

Тогда они проверили на обитаемость дома, прилегающие к  вокзалу. И после беглого осмотра  десятка та­ковых, ребята пришли к выводу, что привокзальный район уже какое-то время пустует.

Район был застроен двух- и одноэтажными домиками. Они были большей частью тщательно заперты и со ставнями, и никто на стуки и “есть кто-нибудь?” не отзывался… Некоторые находились в таком виде, будто бы их бросили, не заботясь о сохранности оставленного имущества.

Всё навевало тяжёлые мысли о, как минимум, надвигающемся стихийном бедствии.

Нельзя сказать, что были причины предполагать внезапное исчезновение всех и сразу, как в фильме ужа­сов, но всё же было понятно - сборы оказались недолгими - люди побросали свои дома, а может и, вообще, город, взяв с собой лишь самое необходимое.

Но в том, что  весь город пуст, следовало ещё, конечно, убедиться. Одно же было  уже ясно - происходящее явно требовало от только что прибывших какой-то организованности; чтобы по- двое, по- трое бродить по этому вымершему городу - это через чур беспечно.

Тем не менее, все именно  это и делали.

Олег  и Серёга бродили вдвоём. Несмотря на похмелье и общий невесёлый настрой, им удавалось сохра­нить друг к  другу какое никакое дружеское расположение. - Они  бродили, может час, может два, искали чего-то, впрочем  и не знали сами, чего именно ищут.

Потом, устав, уселись на крыльце очередного пустого дома. Серега закурил и, поймав взгляд Олега, спро­сил:

- Выходит, нас сюда не зря прислали. А?

Олег было хотел, тоже закуривая, оставить вопрос без ответа, но Серёга выжидательно смотрел ему прямо в переносицу.

- Ну…выходит не зря.

               Дела, короче.

               Потом они вернулись обратно на перрон, к их  одинокому, заброшенному в страну  густых туманов и пус­тых домов, вагону.

                                                                                   ***

- Ну что, мужики делать будем? - Им на встречу вышел высокий парень в джинсовом костюме, цвет которого ещё совсем недавно наверняка был “ moonlight”. Его Олег с Серёгой знали - с ним большей частью в дороге и  пили - зовут Андрей, женат, дочь пяти лет, неинтересная работа в торговой фирме - всё успел про себя рассказать за два  дня.

Но вообще он парень правильный, и делать что-то действительно надо.

Олег пытался размышлять.

Город, если это город, конечно, а не деревня большая - пуст. Неизвестно от какой напасти все жители на лыжи встали. Нас, очевидно, прислали дыры какие-то затыкать. - Но какие? Неизвестно - ни чего ждать, ни к чему готовиться. Единственный человек, который может хоть что-то прояснить,  капитан…-  временно  недееспособен.

- Да, дела хреновые, - сказал Серега, как бы читая его мысли. - Что?.. Так никого и не нашли? - обратился он к Андрею.

- Никого. Прямо как в сказке. Спящая красавица, твою мать.

- Это, Андрюха, не сказка - это быль.

- Ага, Черно`быль, - пошутил стоявший у Андрея за спиной светловолосый мужик.  Лёха. Тоже, естественно, собутыльник. Но, в отличие от своих новых друзей, он пил очень мало, был более правильным, хотя и гораздо бо­лее медленным.

- Давайте обзаведёмся оружием, - сказал он. - Так оно, конечно, страшновато. А вот с оружием было бы со­всем другое дело. С оружием и чёрт не страшен.

И то, что он предложил, было очень просто - даже чрезмерно просто, - однако идея всем понравилась.

И все сорок отправились искать оружие. Скорее только потому, что это было хоть какое-то осмысленное дей­ствие. К тому же, по  ходу, каждый из партизан осознал уже и другие возможности, тоже материального плана, ко­торые перед ними неожиданно открылись.

Мародёрствовать, конечно, грешно... но приятно.

                                                                  ***

Как это ни странно, ими действительно была найдена у местной милиции довольно приличная оружейка, то­гда  как они рассчитывали в лучшем случае, на какие-нибудь охотничьи ружья, забытые в домах. А нашёл клад всё тот же Алексей. - Автоматы, бронежилеты, каски - не то чтобы без счета, но всё же - целый арсенал. Тут к  войне готовились, не иначе.

И всё очень легко далось.

Это было небольшое двухэтажное здание, аккуратно запертое и опечатанное, на окнах решётки, но… ещё не придумали таких решёток, которые нельзя было бы вырвать, распилить, выдавить. Даже банковские сейфы пятой, самой высокой категории, специалисты пусть и за три-четыре часа, но вскрывают.

И вот выяснилось, что в дежурке, как и положено, на стенде, рядком по гвоздикам, были развешаны ключи от всех внутренних помещений, и, как это ни дико, от оружейки тоже.    

 - Вот тебе и ответственность, вот тебе и милиция, - сказал на это Серёга.

- Вообще здесь что-то ненормальное, - заметил Андрей, - у ментов же не должно быть АКМов. У них ведь АКС-74У – пять сорок пять.

А город этот - именно город, и районный центр, между прочим - назывался Чересковицы, и был он Смолен­ской, как ни странно, губернии (не Урал, не Молдавия, и не Чернобыль!), про то милиционеры в своих бумагах ясно прописали.

А вот почему люди ушли, куда сами делись, на хрена им было столько оружия - ни слова об этом, ни рапорта.

Надо было бы ещё, конечно, мэрию или там исполком  здешний найти, но решили это всё оставить на завтра. - И устали и предстояло  ещё много дел - где-то обосноваться и, конечно, отметить прибытие.

- Да хоть бы тут что! Партизаны мы или нет?! Раз прибыли, значит  `должно!

В общем, стихийно усилия по поиску ответов на всевозможные вопросы - что, как и почему были прекра­щены, особенно после того, как выяснилось, что междугородная телефонная связь нарушена, а исправить  не пой­мёшь как.

    …И  энергия, сама собой, направилась в русло поиска того, без чего ни в одной войне:

- Ну, почему именно в магазинах? Ну, у людей же дома…И самогон опять же.

                                                                 ***

Через час все  резервисты собрались для святого дела.

Помещение было выбрано для этого самое, что ни на есть подходящее - оказалось, что неподалёку от желез­ной дороги есть большой кинотеатр. Там был облюбован  на втором этаже зал с диванами, и ребята стаскали туда всякую всячину из найденного ими и беспощадно разграбленного торгового центра. Там же, в продовольственных отделах, нашлись и продукты.

Мародёрство ни в коей мере не осуждалось, а напротив поощрялось. Им незачем было даже оправдываться друг перед другом - все они друг друга стоили. Никто даже и не пытался кому-то мешать.

…И вот все сорок  уже сидят за сдвинутыми столами

Первые сто грамм выпиты, но все молчат. И практически никто не закусывает.

Что-то меняется только после третьей.

Страхи и душевные переживания уступают место другим чувствам. В них превалируют авантюризм и склон­ность к  дебошам.

- Да, ты  чо! - орёт Серега, обращаясь ни к кому и одновременно ко всем сразу, - даже если это радиация - да  я её в гробу видал! Ты слышал? - схватил он за шиворот сидящего рядом Алексея, - я в гробу  эту радиацию видал.

- Отстань ты! - Убрал тот его руку, -  Подай лучше огурцы.

Серега покорно отпустил воротник Алексея, дотянулся двумя руками до трёхлитровой банки, стоящей на обильно заставленном едой, и даже с претензией на роскошь, столе. - Дело в том, что хотя никто и не потрудился разложить наворованные в магазинах консервированные продукты по тарелкам, однако водку все жрали из фуже­ров, хотя и разномастных, но празднично сверкающих алмазной гранью.

Зрелище, надо заметить, особенное: дорогая посуда и кабачки из стеклянных банок различной ёмкости, кожаные диваны и дымящиеся бычки на подлокотниках, позолоченные вилки и прислонённое к столу оружие.

А о том, какие ароматы овевали застолье, лучше не говорить. Можно просто представить, чем должно пах­нуть, когда в одном помещении, хоть бы даже и очень большом - жрут, пьют, курят сорок  потных, несколько дней не мытых, не стираных мужиков, хоть бы даже и поменявших свои грязные носки на новые в магазине за углом.

- Так вот что я говорю, - продолжил Серега, после того, как внимательно пронаблюдал за вылавливанием из поданной им банки крепеньких, аппетитных огурчиков, - Если есть радиация, то надо больше пить.

- Зачем? - устало спросил его Лёха, - Чтобы как можно незаметней сдохнуть?

Серёга изумленно посмотрел на него, будто увидел впервые, и воскликнул, разведя руками:

- Ну, ты даёшь!.. Дубина ты необразованная. Пить надо для того, чтобы выводить это из организма. Много пьёшь, много ссышь! Вот!.. Правда, Олег?! - он хлопнул Олега по плечу, не поленившись перегнуться через стол. Он опрокинул при этом несколько бутылок, - подтверди этому неучу, что я прав.

Олег посмотрел на него, потом на Алексея:

- Ты так убеждаешь его, как будто он член общества трезвости.

- Не-ет, он не член…То есть, я хочу сказать, общества трезвости, но…пьёт мало. И, просто очевидно, гораздо больше жрёт. Ха-ха-ха!

- Ты лучше бы за собой следил, а то становишься похож на  капитана.

- Да? В каком же…гм, эта… отношении?

- А в том отношении, мой друг, что скоро ты упадёшь, и мы уложим тебя вместе с ним на диванчик. Вале­том…или вальтом, как правильно?  …Ну, ты понял!

- На  диванчик? -  задумчиво переспросил Серёга. - Валетом?

- Ага, - подтвердил Олег, -  и рядышком.

Серёга опустил голову, посопел с усилием, и сказал:

- Хор-рошо. Если вы готовите ему, - последовал тяжёлый вздох, - такую незавидную участь, то я перехожу на “Кагор”.

- Я тебе  посоветую  - лучше“ Боржоми”, - поддержал  Лёха.

- О`кей! Пусть будет “Боржоми”.

Андрей, сидевший с Олегом рядом, пил баночное пиво, закусывал арахисом и с наслаждением щёлкал затво­ром “макарова”.

- Скажи, - сказал он, - как случилось, что капитан опять в отключке?

- Да, хрен  его знает, - сказал Олег, - по-моему, он специально надирается, чтобы с него взятки были гладки.

- А-а-а! - удовлетворённо протянул Андрей. - Мы значит мародёры, а он болел.

- Точно.

- Сука.

Олег пожал плечами, полагая, что тема исчерпана, но тут слева от него раздался абсолютно трезвый голос, который его удивил, ибо принадлежал человеку, выпившему со своим соседом в абсолютном молчании литра пол­тора водки. Парень был довольно внушительного вида, и хоть и вел себя очень тихо - и в дороге, и вообще, - но, тем не менее, привлекал к себе естественное внимание. Он и его сосед держались всю дорогу особняком, и ни в какие разговоры ни с кем до сих пор не вступали.

- Хочу вам заметить, - сказал этот парень.

 Олег  резво  развернулся на стуле и посмотрел в  абсолютно трезвые глаза.

Лично его, очень интересовали сегодня чьи бы то ни было заметки, и тем более он не мог не выслушать чело­века с такими возможностями по части выпивки. Хотя бы из вежливости. Тем более, если человек так долго мол­чал, то, наверное, поднакопилось у него, наварилось что-то в котелке…

- Заметить, - продолжал парень, - что капитан должен при  этом  обладать известной смелостью…

- Известной? - переспросил Олег. - Прости, может я сегодня не в себе, но…что-то ничего не понимаю. Что ты имеешь в виду?

- Смелостью пустить всё на самотёк…Если существует реальная опасность, то нет никакой гарантии, что кто-нибудь из нас, да кто угодно вообще, будет заботиться о безопасности его…тела, - он поднял свой фужер, на треть наполненный водкой, кивнул в сторону спящего капитана, и выпил залпом. После чего, не закусывая, сказал:

- Так вот, судите сами, если опасность слишком велика, то, безусловно, надо обладать смелостью -     и пра­вильно я сказал - известной; смелостью человека, решившегося на самоубийство…

Слова  парня произвели серьёзное впечатление -  все, кто был в пределах досягаемости его голоса и слышал последние слова, вдруг как-то отрешённо замерли, а потом повернулись в его сторону.

Повернулись, но никто из них не открыл рта. Просто смотрели на него и вроде ещё чего-то ждали, но тот ни­чего более не сказал. Налил себе  ещё  водки, выпил и принялся за еду.

- Как тебя зовут? - спросил его Олег, нарушив молчание, охватившее их край стола.

- Феликс, - ответил тот, не отрываясь от еды.

- Меня -  Олег… А твоего друга?

Сосед  его, услышав, что разговор идёт о нём, оторвался от маринованных грибочков и сказал:

-А я Женя. Вообще-то я  из Иркутска.

           - А я из Алма-Аты, - пришлось сказать Олегу. Он подумал и добавил, - а из коренных ленинградцев среди нас только Серёга, если тебя это интересует.

Женя,  пожевав нижнюю губу,  сказал:

                - Понятно, - и стал опять гонять  свои грибы по тарелке.

“Да, - подумал Олег про себя, - немногословный парень. То ли это хорошо, то ли не очень”.

А Серёга, услышав своё имя, вдруг встрепенулся:

- Что касается меня, - заговорил он, - раз уж вы затронули эту тему, то я не вижу ничего плохого в том, чтобы быть ленинградцем. В конце концов, это не только мой город, это ведь и ваш город…по крайней мере, это город ваших жен и…город ваших  детей, которые в нём родились и живут, слава Богу. Хотите вы этого или нет, но они у вас тоже коренные ленинградцы. Петербуржцы…Так что  я прошу у вас уважения…ко мне - земляку ваших детей.

Он хлопнул по плечу Алексея:

- А?! Как я повернул!

- Да! Славно! - кивнул тот головой. -Ты гений по части коммуникабельности.

Все заржали, опять загалдели, зазвенели вилками, закурили - короче, разговор сошёл со скользкой до­рожки.

Под общий шум Олег наклонился к Феликсу и сказал ему на ухо:

- По крайней мере сейчас мы ещё живы, - потом встал  из-за стола и вытащил из-за дивана калашников, - Ладно, головорезы, пойду посмотрю, что на улице. А вы лучше прекращайте надираться. Уже темнеет, надо как-то и с вахтой разобраться.

- Да всё, - сказал Андрей, загоняя обойму в макаров, - давайте, пацаны, по одной ещё  и всё.

 - Понятно, короче…По одной. -  Олег  махнул рукой, - Ну вас на хрен.

                                                                               ***

Он  спустился вниз, в холл, где, по сравнению с залом, было  очень тихо.

И сумрачно.

Последние лучи солнца с трудом пробивались сквозь туман и двойные витринные стёкла. И трижды пре­ломившись, они приобретали необыкновенный, ни с чем   не сравнимый изумрудный оттенок. От этого окружающие предметы казались необыкновенными, и даже  волшебными. Как в детстве, в ново­годнюю ночь - смотришь вокруг, ничего вроде бы и не изменилось, а в то же время как-то не так.

Олег огляделся.

На стенах, колоннах, везде, где только было возможно, висели рисунки, картины, гравюры. Олег медленно пошёл вдоль стены, разглядывая их. Все они принадлежали, судя по подписи, одному и тому же человеку - очевидно местному художнику, и содержали в основном разные виды и пейзажи.

Олег  не мог сказать, что понимал что-нибудь в  живописи. Его обычно интересовал  только сюжет, а глу­бина, широта, экспозиция там, колорит: всё это проходит мимо, Олег даже не знал толком, что эти слова означают.

Так вот ничего особенного в висевших на стенах “полотнах” Олег не заметил, хотя некоторые действи­тельно сошли бы, на его вкус, прикрыть дырки на обоях.

Впрочем, он, безусловно, был не справедлив к автору. В детстве Олег  очень не дурно раскрашивал учебники - подрисовывал бороды и рожки разным деятелям и открывателям физических законов. Но очень уж  большим ус­пехом его  художества не пользовались. Разве что горячили кровь преподавателям, когда они заставали его на уро­ках за этим творчеством. И кто знает, может быть это они и отбили у него навсегда любовь к рисованию.

Скольких же Боттичелли и Репиных мир лишается из-за нечуткого отношения учителей к детям: талант только ещё начинает проявляться, а его уже теснят и гонят - из класса, из школы, толкая на различные хулиган­ства, вместо безобидного  рисования на географических атласах.               

Отсюда и курение, и лазание по стройкам, и рогатки, и натягивание ниток поперёк дорог - творческая мысль найдёт себе выход, но, сами понимаете, не в том уже виде и порядке. И теперь вместо Петровых-Водкиных - сплошные алкоголики, наркоманы и тунеядцы. Что, впрочем, и есте­ственно.

Олег подошел поближе к одному пейзажу, нарисованному маслом. То есть  тут и увидел, что это масло - картина просто как будто  распалась на  мазки, её составляющие.

 - И как интересно их мажут, - подумал он, - вблизи ведь совсем ничего не разобрать.

Пришлось немного отойти назад: зима, голубоватый снег, дом на опушке леса, вокруг сугробы: шапка снега на крыше, утонувшее в снегу крыльцо, и следы -  прямо по целине, ведущие к дому. Следы одного человека: одино­кие, неторопливые. Человеку, который живёт в таком месте, некуда особо спешить - он здесь сам себе человек.

Олег обратил внимание, что мягкий, зеленоватый свет, падающий из окон, странным образом подсвечивает картину как бы изнутри, делая её почти реальной, оживляя - Он даже запах снега как будто почувство­вал…Страшное место, одинокое.

- Нет, я  бы не смог так жить…

Он ещё очень долго смотрел на неё, забыв обо всём. Забыв, где он и куда только что направлялся.

В себя  он пришёл после того как услышал знакомую песню, донёсшуюся  из зала наверху - иступлённое множество  хриплых голосов.

“А когда, тревогой сердце мая,

Разразится третья мировая,

Мы успеем так напиться,

Даже атома частица

Не сумеет в тело просочиться”.

- Актуально, ничего не скажешь, - пробормотал Олег себе под нос, зевнул и отошёл от картины.

Кроме картин, были здесь и другие достопримечательности, и не менее примечательные - игральные авто­маты. Олег был уверен, что их без труда можно было бы завести, так как электричество, хоть это и странно, в опус­тевшем городе было; и песни сейчас распевались в ярко освещённом зале. А  в  холле же свет не включали просто за ненадобностью.

Можно было даже кино посмотреть, если возникло бы желание. С проекторами кто-нибудь да сладил бы. Другое дело, что переживаний на сегодня и так у всех выше крыши, и никто даже про игральные автоматы не вспомнил - не то, что там  - про  кино.

- Действительно, - Олег решил всё-таки, пока светло, обойти здание вокруг - реконгцировку, так сказать, провести. Взяв на всякий случай автомат под мышку и сняв его с предохранителя, он направился к выходу. И тут аппараты вдруг включились сами - гамма звуков, ими враз изданная, чуть не лишила Олега жизни - на секунду он превратился в камень. Не поворачивая головы, он скосил глаза влево до упора, чуть при этом не вывернув на­прочь глазные яблоки, и попытался разглядеть, что там происходит.

В то же время он старался не очень выказывать своего удивления, тем более страха.

Хотя по нормальному разумению надо было бы на пол, конечно, падать; но Олег не был настолько круто выучен, - не в спецназе где-нибудь служил всё-таки, а в ВМФ. Он ещё мог подумать о том, что так надо было бы по­ступить, но действительно завалиться в положение для стрельбы лёжа при первом шорохе - это не про него. Может был бы на его месте Лёха - он десантник, или этот - как его? - Феликс, его новый знакомый, - тоже, судя по всему, не штурманский электрик, - они, наверное, уже разнесли бы полхолла короткими очередями.

Его же хватило только на то, чтобы перехватить покрепче калашников и позволить себе чуть-чуть повер­нуть голову влево, так как ни черта ему боковым зрением своим разглядеть не удавалось.

Нет, он, конечно, собирался - как только что-нибудь увидит - тут же сориентироваться и предпринять что-нибудь. Но …ничего не вышло. А может и к лучшему…

Видит Бог, ему лучше было не поворачивать головы вовсе.

Около включенных кем-то или чем-то - Олег теперь не был ни в чём уверен - игральных автома­тов, пиликающих и вопящих на разные голоса, расцвеченных, как новогодние ёлки, возлежала на  длинном кожаном диване огромная черная кошка.

Олег зажмурил глаза, потряс головой, но ничего, к сожалению, не изменилось - кошка была больше  уссу­рийского тигра. Она лениво и расслабленно смотрела через окно на туман, не обращая никакого внимания, ни на шум сверху, ни на Олега.

Вся выгородка, в которой находились игральные автоматы, была хорошо освещена - одна стена её состояла сплошь из стекла, являясь, по сути, большим окном.

Поэтому ему представлялась возможность очень хорошо разглядеть ЭТО.

Кошка, у которой голова, как три человеческих, а лапа толщиной с две ноги, если мерить в бедре; это и не кошка, и не пантера, и не тигр даже, а…Олег не знал, - не с чем было больше сравнивать. Слонов и бегемотов он сюда примешивать не стал.

И тут она - или оно, он - лежавшая до этого абсолютно неподвижно, так что Олег даже засомневался и успел подумать, что это может  быть какой-нибудь муляж из папье-маше - произведение того же местного  художника, а по совместительству ещё и скульптора. И нарочно здесь уложен, чтобы доставлять маленькие радости посетителям, -  вдруг пошевелилась. Точнее пошевелилось её левое ухо, которое медленно повернулось в его сторону, а за ним при­шла в движение и голова - обыкновенная кошачья голова, если  только не принимать во внимание размеры.

Единственно разумным Олег счёл не проявлять никаких эмоций и ничего не делать такого, что заставило бы это невероятное существо нервничать. Тем более, Олег понял, что поступает правильно, когда увидел её глаза - тут он действительно убедился, что перед ним  далеко не просто большая кошка - вместо обычных овальных кошачьих глаз на его взглянули два огромных жутких треугольника.

Треугольные глаза.

Пронзительно зелёные и треугольные, ничего не выражающие, похожие чем-то на акульи, но мудрые - даже какие-то древние и всё знающие, - глаза убийцы с многовековым стажем.

Олег  далеко отставил свои мысли о быстрых пулях и спусковых крючках, так как понял, что не успеет дёр­нуться, как будет очень мёртв и очень спокоен. Этому существу не нужно было ни прыгать, ни рвать когтями, оно могло и привыкло убивать по другому. Олег почувствовал это и ещё почувствовал, что  ещё немного, и не сможет вынести этого взгляда.

В голове зашумело, и перед глазами высыпал целый сноп искр.

Он уже почти потерял сознание, как неожиданно всё прекратилось.

Болезненные ощущения отпустили.

Существо просто смотрело на него, и его взгляд по-прежнему ничего не выражал. Но было почему-то ясно, что оно хочет, чтобы Олег сам подошёл к нему. И вообще был с ним, и на его стороне, и с его силой.

Олег, наконец, смог снова соображать и понял, не мог не понять, кто и зачем пришел сюда к ним в образе кошки, и почему люди удрали из города.

Как тут не удрать, если завелись такие милые домашние  любимцы.

- Если, конечно, мне это не снится, - сказал Олег вслух, но щипать себя за щеку не стал; ему показалось, что это будет очень неучтиво ВЫГЛЯДЕТЬ… по отношению к присутствующим.

Олег  ещё чуть-чуть постоял, решив уже про себя при первой же возможности смыться, а там уж…- Попро­бовал пошевелиться, подшагнул левой ногой, передвинул правую, ещё немного…

А ОН, видя, естественно, в какую сторону задвигались вдруг  эти, слабые в коленях, человеческие ноги, вопреки ожиданиям, не стал препятствовать, а отвернулся – как будто потерял всякий интерес.

Ну и пусть! Кошка и кошка - только что  большая.

Не делая резких движений, Олег боком-боком и оказался, наконец, в вестибюле, потом у дверей и…СЛАВА  БОГУ - снаружи.

Не смея оторвать взгляда от дверей, не веря, что удалось выбраться, Олег пятился задом, пока не споткнулся и не упал. После чего уж прочь помчался во всю прыть, не разбирая дорог.

                                                          ***

Сергей не хотел пить, тем более не хотел надираться.

Он вообще спиртное не любил и прикладывался к нему крайне редко.

И надеялся тогда на лучшее.

Но заканчивалось обычно как  сегодня -  крайне плохо.

Однажды, за год того как его выгнали из института и отправили в армию, с ним приключилась одна прене­приятная история, которая до сих пор наслуху  у  его вчерашних однокашников.

Серёгу пригласил тогда на день своего рождения один сокурсник.

А Серёга взял да и привёл туда девушку, в которую был без памяти влюблён, но отношения с которой ещё не успели принять того характера, когда вместе можно попасть хоть чёрту в ступу, а любви меньше не станет.

Серёга, то есть, уже созрел, а она только приглядывалась.

И так уж получилось, что они опоздали. Серёге налили штрафную, что общепринято - фужер водки.

Будучи и в то время неизменно коммуникабельным, Сергей не стал отказываться - выпил, не поморщив­шись, а вместо закуски поцеловал свою ненаглядную. Чем сорвал одобрительные аплодисменты и благосклонность общества.

Девица его, разгорячённая вниманием и эксцентрическим поцелуем, как в тумане уселась за стол. Ошалелая, она улыбалась, отвечала на вопросы, ела и пила, но долгое время абсолютно ничего не соображала. Не могла понять кто именинник, не знала куда взглянуть, не могла сосредоточиться и запомнить хотя бы одно лицо. Время от времени она пыталась зацепиться и найти поддержку у своего единственного здесь друга, однако Се­рёже было не до неё.   -   Алкоголь сделал его абсолютно нечутким.

Через какое-то время, Сергей и вовсе вылез из-за стола, извинившись. Он сказал, что пойдёт перекурит с друзьями.

И пропал.

Сначала она не очень обеспокоилась, даже почувствовала себя уютней, обнаружив, что некоторые, пришедшие без дам, ребята пытаются за ней ухаживать. Но потом, ощутив, что близка к той невидимой, но легко ощутимой границе, за которой начинается чувство меры, прекратила вежливо свой флирт, и отправилась искать своего заку­рившегося парня.

В поисках, она вышла на лестницу, зашла на кухню, покрутилась в коридоре, заглянула в ванную, в спальню, обошла опять  всю квартиру, но…кругом тусовались Серёжины друзья, а от самого осталась только куртка в прихожей.

Нельзя было только попасть в туалет. Он был постоянно занят, и не разу она не видела ни входящих, ни вы­ходящих из него.

Заперт изнутри, и тишина.

Ей, в общем, стало ясно, что Сергей там. Она почему-то решила, что с ним сделалось плохо.

Начала тарабанить в дверь, звать по имени - Серёга не откликался.

Тогда она позвала на помощь. - Помощь охотно и весело подоспела - для молодых подвыпивших ребят вы­ломать дверь, да ещё и с благородной целью - труднооценимая радость.

И вот дверь распахнута.

Представшая картина повергает собравшихся в смех, а девочку в ужас: Серёга сладко спит на полу, головой к двери, ноги закинуты на унитаз - благо  хоть штаны не сняты.

В результате: дню рождения добавилось очарования, сокурсники  доброй памятью вспоминают теперь ли­хие деньки, а от Серёги удрала, застыдившись в тот день, любовь.

Об этом он до сих пор вспоминает…

… не умеет Серёга пить.

И не любит пить.

НО ВОЛЕЮ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ, жутко иногда надирается.

Как сегодня…как вчера…как последние три дня - с тех пор, как его опять, во второй уже раз призвали в родную Советскую армию -не Советскую, правда уже, а Российскую.

Партизаном. На сборы.

Сергей не возмущался - призвали, значит надо.

Однако же в поезде сразу нарезался как свинья, выразив тем самым своё негативное к военной службе, во всех её проявлениях, отношение.

Сегодня же вечером ему пить и вовсе не хотелось, однако же, часам к шести вечера у него с похмелья за­тряслись внутренности, и нужно было либо переждать, либо немного их подлечить - ну, он и подлечил.                                                               

К моменту собственно застолья он уже почти ничего не соображал, хоть и бурно участвовал в обществен­ной жизни.

Иногда его осознание прорывалось наверх мучительными толчками, сквозь мутные толщи алкогольных вод, что-то успевало засечь, давало даже какую-нибудь осмысленную команду телу, но потом неизменно снова по­гружалось обратно.

В один из таких моментов просветления Сергей заметил, что друг  его, Олег, выбирается из-за стола и куда-то уходит, тогда как его с собой не зовёт.

Он хотел было пойти вслед, тоже выкарабкался, взял направление, но не сумел сделать и нескольких шагов по прямой. Его занесло вправо, и он, абсолютно того не желая, оказался вдруг перед тем самым диваном, на котором сладко храпел капитан. К этому времени Серёга уже забыл куда шёл, решил, что именно сюда, и принялся его тор­мошить:

- Тащ капитан, подъём! Немцы в городе!

Но тот спал мертвецким пьяным сном и не реагировал.

- Эх, капитан! - Серёга опустился на диван в ногах у спящего и устало откинулся на спинку, - Да, ладно, чего там.

Он вспомнил что-то.

Про валета…

Но в следующую секунду уже спал.

                                                                       ***

 Феликс не был штурманским электриком.

Но тоже служил на севере, в отряде ПДСС. Причём попал туда из Северодвинской учебки, где чуть было не стал ракетчиком. И уже успел запомнить несложный девиз, являющийся универсальным ответом на любой профессиональный вопрос, адресованный ракетчику, начинающийся со слов «почему», «зачем» или «для чего».

Например:

- Для чего ракете гироскоп?

- Для того чтобы ракета точно попала в цель.

Или:

- Зачем в ракетный комплекс транслируется курс и скорость корабля?

- Для того чтобы ракета точно попала в цель.

- Почему в ракете используется жидкое топливо?

- Зачем ракете элероны?

- Почему в головной части ракеты девять разделяющихся боеголовок?

Ответ почти всегда прокатывал:

- Для того чтобы ракета точно попала в цель.

И, наконец:

- Почему в ракетчики берут таких кретинов?

- Для того чтобы ракета точно попала в цель.

Штурманских электриков ковали тут же. Так что Олег, который как говорят ребята, тоже был в Северодвинской учебке, вполне мог топать сапогами где-то рядышком в те растянутые, но уже размытые в памяти месяцы. Правда, занимались они в разных классах, но всё остальное время проводили  в одних и тех же бесконечных учениях по отбою и подъёму, мытью палубы, построениях с матрасами и без, сорокасекундных раздеваниях и минутных одеваниях, чистках оружия, строевой и политической, скорострельных перекурах и обязательных просмотрах программы «Время». Личная жизнь и право на поступок сводилась к минимуму, поэтому подошедшему однажды к курсантам-чайникам каплею из ПДСС (подводно-диверсионные силы и средства), занимавшемуся подбором личного состава, Феликс обрадовался как ангелу, спустившемуся с небес. Предложенные им условия были достаточно жёсткие, а ребята за первые месяцы  беспрецедентного для них эксперимента по выживанию в экстремальных условиях советской учебки порядком поизносились, а многие уже еле таскали ноги, но не ухватиться за эту возможность Феликс не мог. До призыва он играл в водное поло и не проплыть сто метров на первый разряд в принципе был не способен. По словам каплея это условие было обязательным, а с различного рода другими проверками, на которых тот даже не заострял внимание, Феликс надеялся как-нибудь справиться. Он был готов на всё, лишь бы прекратить своё становление в качестве ракетчика – это казалось полной трясиной.

Уже потом, впрочем, довольно скоро, он понял, что поговорка «хорошо лишь там, где нас нет» актуальна при любых раскладах.

Кроме Феликса рискнуть никто не решился, и в бассейн заявился он один. Каплей оценивающе взглянул на него и кивнул в сторону раздевалки.

На стометровке Феликсу пришлось гораздо хуже, чем он предполагал. Хотя бассейн был двадцати пятиметровый, а это сулило немалый выигрыш и во времени, и физически полегче, да и  вообще морально проще разбить стометровку на четыре, чем пилить по полтиннику туда да обратно. Но лёгкие Феликса неожиданно забунтовали - проплывая двадцатиметровый отрезок в третий раз, он уже глотал воду и не мог справиться с темпом, поэтому дышал как попало и терял драгоценное время. На последних двадцати пяти он чуть не сдался и добрался к финишу на одной злости. Всему виной, как он считал, было курево. Раньше он никогда не курил, а в учебке сразу  принялся за «Беломор». Курить ему скорее не нравилось, но, тем не менее, он регулярно выбегал в курилку вместе с другими, чтобы, пусть хоть на минуту, но оказаться вне досягаемости безостановочных приказов и командирских окриков.

Наконец доплыв и повиснув на бортике,  он об этом жалел. Ему едва удалось справиться с подступившей рвотой. Он хватал ртом воздух и, не сомневаясь в плохом результате заплыва, ждал в свой адрес насмешек собравшихся на бортике старослужащих. Феликс поднял с голову - но те стояли, сгрудившись возле каплея с секундомером и о чём-то тихо переговаривались. Экзаменируемому, однако же, в данный момент было так нехорошо, что он пока чувствовал только злое безразличие. С трудом выбравшись на бортик, Феликс уселся тут же на тумбу.

- Ну, что ж, - сказал каплей, - в общем, неплохо...

Феликс так и не услышал, какое показал время, уложился он или нет. Ни тогда, ни потом. Немногословность в оценке чьих-то качеств стала в последствии и его собственной характерной чертой.

Затем его ещё о том - о сём полунасмешливо, но в общем дружелюбно расспросили, дали обтереться. Ему пришлось ещё раз рассказать о своих старых травмах, которые из-за шрамов он не мог скрыть,  потом о том, что играл в поло, что он аквалангист-спасатель после курсов ДОСААФа, водитель с категорией «С», что три раза прыгал с парашютом, а в рукопашном бое, к сожалению, ничего не смыслит. Потом что-то писал под диктовку, уже в экипаже, в одной из комнат, которые в учебке его учили называть каютами. Затем отпустили собирать свои вещи, так как теперь он будет служить в ПДСС, с чем они его и поздравляют. Дали ему в сопровождающие рыжего водолаза с противной рожей, которого Феликс приметил с первых дней своего пребывания здесь. И немудрено, потому что, тот присутствовал на всех тестах на профпригодность, которым подвергали вновь прибывающих рекрутов, да  и на занятиях по водолазному делу,  которые были тягостной обязанностью курсантов, рыжий был всегда. Всегда за всем придирчиво следил и консультировал, если что; был неизменно насмешлив и предельно грозен.

Он молча повёл Феликса в его роту, по дороге не обмолвившись ни словом. А войдя в ротное помещение,  практически проигнорировал дежурного и сразу прошёл в кабинет командира, почти нагло спросив разрешения, и оставив Феликса в дверях.

Нескольких минут ему хватило, чтобы обо всём договориться.

Дверь кабинета открылась. Задом, улыбаясь и отшучиваясь, вышел рыжий, повернулся к Феликсу, сразу же стёр улыбку:

- Ну всё, - сказал он и сделал своё обычное, почти звериное лицо, невероятно отличное оттого, что было только что, - забирай шмотки из баталерки и пошли.

В этот момент Феликс понял, что рыжий его ненавидит, так же как ненавидели его до этого старшины, старослужащие и мичмана, ни за что конкретно, а просто за то, что он такой есть, за его рост, за воловий взгляд, за неопытность и стриженую башку. Потому что молодых необходимо было ненавидеть и душить, давить и строить, чтобы служба, не дай Бог, мёдом не показалась. И Феликс почувствовал зачатки ответной к ним ко всем ненависти. На этой ненависти он продержался следующие два бесконечных года, пока не оказалось, что он уже сам стал большим, и молодые уже давно ненавидят его самого...

Пьянка в кинотеатре уже прошла стадию застольных бесед и приближалась к  своему пику. Между тем как некоторые начали ощущать сонливость и желание где-то залечь, других тянуло на подвиги, и громкие споры уже всерьёз грозили перерасти в ещё более шумные драки. Учитывая наличие у всех оружия, в зале становилось всё менее уютно.

- Проветриться бы ребятам, - пробурчал Феликс.

Женя, его сослуживец и друг - друг, как же иначе - согласился. Их многое связывало, во многом они были похожи, первые годы на флоте друг от друга на шаг не отходили, все горести вместе делили - радостей и не было никаких. А потом прошло время, и они стали полторашниками, потом подгодками, жизнь утряслась, наладилась, карасёвские заботы забылись - живи и радуйся, но тогда меж ними будто кошка пробежала.

Поддерживать друг друга в неприятностях, выручать из бед, прикрывать и рисковать своей шкурой ради того, чтобы поцелей осталась шкура товарища - это было для них естественно и обычно, но когда основная масса всех тех ежедневных опасностей, которые их подстерегали на протяжении огромного числа нескончаемых флотских суток, вдруг отступила и, продолжая бурлить где-то рядом, даже не задевала их, они обоюдно почувствовали, что начали скорее мешать один другому, стеснять своим присутствием, раздражать предсказуемыми остротами и заезженными замечаниями.

И они начали избегать взаимного общения, насколько это вообще возможно на службе, где одни и те же лица, слова и мысли вертятся в замкнутом круге, не имея ни шанса на изменение.

В разное время заступать на вахты - единственное, что можно, приложив усилия, сделать, чтобы с кем-то не видеться или хотя бы реже встречаться.

Однако полностью исключить встречи было не возможно, и взаимное неприятие достигло однажды  предела - короткая, но яростная драка между вчерашними, неразлей-вода, приятелями положила конец их братству. Целый год потом они не замечали друг друга и даже междометиями не обменивались. Могли пройти насквозь, если бы понадобилось, потому что в упор один другого не собирались видеть.

Помирились только перед самым ДМБ. Обменялись адресами, потом звонили, писали письма. И даже заскучали вскоре, оторванные от ставшей такой привычной флотской жизни, конкретности и ясности в текущих задачах. Через год Женька приехал, чтобы поступить на юридический в университет. Не поступил, но домой не поехал, а втиснулся на вечерний в Бонча, куда вовсе и не собирался, но куда совсем не было конкурса, и не брали только тех, кто документов не подавал.

Сам Феликс к тому времени учился уже на втором курсе философского, куда умудрился пролезть - не без репетитора, конечно - в тот же год, как демобилизовался. Но с женькиным приездом его карьера философа и студента закончилась. Водоворот каких-то событий, пьянок, поездок, сумасшедших вылазок завертел и выкинул его из рядов студентов к концу четвёртого семестра на вольные воды и хлеба, чем Феликс в силу закономерности и ожидаемости такого поворота, и не расстроился.  Женька, на удивление, удержался в своём Бонч-бруевиче и метил теперь, гад, в инженеры, будучи в основное время охранником в супермаркете, и пробив себе прописку, и выдерживая в перспективе женитьбу на дочери владельца магазина, в котором работал. И если Феликс был матёрым и бесшабашным, то Женя постепенно приобрёл качества скорее серьёзные - благообразность, выдержанность, умение вовремя и что нужно сказать, где надо - молчать с умным, правильным видом. Короче Феликс опять чувствовал в его адрес схожие с прежними, приведшими к разрыву, эмоции. Другое дело, что здесь ограниченности пространства никакой не было и всегда можно было послать Евгения, друга сердешного, на хрен и потом действительно, будь надобность, забыть о его существовании. Вообще...

Феликс был уже на грани этого, и не далее, чем на прошлой неделе, неожиданно узнал, как Женя отзывается о нём за глаза – а именно в разговоре с его давним приятелем и одноклассником Сашкой Косовым. В подробностях этот разговор до него не дошёл, но общий его план был эмоционально воспроизведён для него сашкиной женой Леной. И это как раз после неблагодарной попытки оправдать перед ней Женьку, его показушную правильность и тошнотворную самоуверенность. Но Женя ей не нравился с того самого дня, как она с ним познакомилась, и почему-то даже больше, чем Феликс. Хоть, признаться, с его феликсовскими недостатками – врождённой разгульностью и отчаянным сквозняком в голове – не мирилось большинство жён его приятелей.

Но одно дело получать нелестные эпитеты в свой адрес от женщин, у которых он вызывал раздражение одной своей волшебной способностью вовлекать их ненаглядных мужиков  в непредсказуемые авантюры и неожиданные запои, а совсем другое узнавать от этих самых  женщин, как сплетничают на его счёт мужчины. К тому же как-никак друзья!

Феликс тогда от ленкиных откровений отмахнулся, но где-то в груди всё же засела противная заноза, и он таки не утерпел и тряхнул Сашку на интересующий предмет, а тот, пусть косвенно, но слова своей жены подтвердил.

И теперь разговоры со своим проверенным боевым товарищем Феликсу давались с трудом. Однако показать ему, что из досужих сплетен узнал о его скотских высказываниях, Феликс, как воин и мужчина, не мог, но и терпеть дальше Женькино двуличие было невыносимо трудно.

Как случилось, что их вместе отправили сюда партизанить – одному Богу известно. Сам-то Феликс отозвался на повестку военкомата скорее с удовольствием, но у него, ладно, с благоразумием всегда был непорядок. А про Женьку того же самого не скажешь – зачем и почему он поехал, ведь наверняка имел иммунитет в своём Бонче? Это вопрос вопросов. Но Феликс решил ни о чём таком своего побратима не спрашивать. Поехал и хрен с ним. В принципе это даже не плохо, потому что в некоторых  вопросах Женя был, не смотря ни на что, надёжен как раздвижной упор.

Как и Феликс к тому же отличался одной особенностью по части спиртного – очень долго не пьянел. Особенно если пили, как сейчас, одну водку. Иной раз им даже казалось, что с каждой новой рюмкой они становятся трезвее, как будто они не водкой, а водой разбавляли в себе с таким трудом впитавшийся и уже давший некоторый эффект алкоголь. Правда, потом хмель нередко догонял их и настолько стремительно, что буквально валил с ног. Но достичь этого удавалось не всегда, и чаще они просто переводили на говно водку, без особой  надежды добраться до заветной цели. Хотя, надо сказать, уговаривать их по этому поводу не приходилось.

Феликс встал из-за стола, перелез через спинку дивана, потянулся, не торопясь, подошёл к большому, во всю стену, окну. За ним уже стояла темень, летали бабочки, бестолково тыкаясь и садясь недоумённо на стекло с той стороны. Феликс опёрся о перила, которые огораживали окна изнутри, прислонился лбом к стеклу, потом посмотрел наружу, прикрывшись ладошками от отражённого света, но ничего толком не разглядев, отстранился. Через плечо оглянулся назад. Заметив направленный на него Женькин взгляд, кашлянул и отвернулся, глядя опять в темноту.

- Что этот сукин сын интересно про меня думает? – подумал он вдруг, и его понесло дальше – болезненная  склонность к длинным размышлениям на любую заданную тему была приобретена им на службе, в те три года, что грозили никогда не кончиться, и переросла в манию. Скорее именно благодаря этой мании, он и попал на философский факультет. Как только осмелился распознать её в себе, он решил, что её просто необходимо направить в полезное русло – «пусть ток даёт в недоразвитые районы».

Толку, правда, никакого не вышло. Но привычка длинно размышлять укоренилась.

Сейчас он думал:

- Почему человеку есть дело до того, кто и что о нём, думает? И что это за вечное желание слышать о себе только хорошее? И почему услышав плохое, человек еле удерживается, чтобы не стать ещё хуже, по крайней мере по отношению к говорящему. Впрочем, понятно – гордость не позволяет опускаться до доброго отношения к своим недоброжелателям. Подсознательно поэтому выводишь таких людей – если знаешь, что они плохо о тебе отзывались – в особую группу, которая заслуживает на твой взгляд мести. Как ты считаешь… А вообще, даже  не важно – считаешь ли ты, что они этого заслуживают или не считаешь – всё происходит подсознательно, и ты по мере возможности, удачно или не очень мстишь этим людям. Чаще, правда, словом, чем действием, но для тебя даже приятнее, когда унижаемый тобой человек, лучше, если вчерашний приятель, не умирает, не уничтожается тобой полностью, а остаётся самим собой, только с ущемлённым, приниженным ощущением - чувством, которое ещё вчера было чувством собственного достоинства, а благодаря тебе стало его уязвлённым самолюбием.

- Да, конечно, - Феликс, затылком ощущал прилипший с его широкой спине «дружеский» взгляд, - я всё это знаю скорее с позиции жертвы. А сам  не мастер. Но с удовлетворением отмечаю наличие немалых способностей в этом нелёгком деле у своих позавчерашних и вчерашних друзей. И фельдфебель, конечно, хорош, но… Интриганство для многих по меньшей мере любимое хобби, и самое удивительное, что коли уже ты не хочешь быть объектом  чьёго-то славного увлечения, то ты просто должен ограничить себя в общении, уменьшить свою потребность в нём, свести к минимуму число приятелей и, пожалуй, что страшнее всего – об этом, впрочем, многие говорят, но по-настоящему, кажется, сами не верят, а зря – исключить из своей жизни не только друзей, но и само понятие «ДРУГ», саму возможность «настоящей дружбы». Как это не кощунственно, но это вернейшее средство избавить себя как от мелких крысиных укусов чьей-то мести, так и от жестоких ударов предательства, которые, между прочим, не закаляют, как принято считать, а убивают в человеке душу. Озверевший от предательств друзей, человек становиться чудовищем. Ведь друзьям он отдаёт вольно или невольно часть своей души. Чего же тогда удивляться, что самые страшные, иногда незаживающие и даже смертельные душевные раны наносятся нам именно друзьями… Так вот, один друг предал – часть твоей души умерла, второй – ещё большая часть, ну а коли было у тебя три друга и, не приведи, предал тебя и последний, то конец тебе, милый – того остатка, который уцелеет, не хватит, чтобы продолжало жить твоё большое человеческое сердце. И поэтому может статься, человек, и не подозревая о том, станет волком, или хорьком, нетопырём или змеёй – на что останков души хватит. И он даже внешне может измениться и напоминать своим обликом того, чего живёт в его сердце…

- Волки! – Феликс вздрогнул от этого крика и почувствовал, как по коже побежали мурашки. Кто-то бежал снизу по лестнице и орал дурным голосом:

- Волки! Там волки!..

 Сквозь последовавшие недоумённые ответные возгласы, звон опрокидываемой посуды и грохот отодвигаемых столов до Феликса не очень дошёл смысл сбивчивого речитатива вбежавшего в зал низкорослого паренька – просто мало что удалось разобрать через весь зал. Но в целом Феликс не обеспокоился – волки это не серьёзно, вот если бы слоны или тигры – тогда было бы интересно. Если бы медведи или росомахи – тогда неприятно… А подумаешь - волки – то ли он волков не видел. К тому же спьяну и не то привидится – как интересно этот паразит сумел бы в темноте волка от дворняги отличить – зоолог хренов.

Но некоторые, тем не менее, возбудились, стали потрясать артиллерией, и выразили решимость атаковать серых немедленно. И может, одними криками всё бы и закончилось, но неожиданно для всех мигнуло и погасло вдруг освещение.

- Э, бля! – послышались крики.

- Свет!

- Что за?..

Но потом мужики постепенно попривыкли к темноте, и уже все, и всерьёз, засобирались на свежий воздух. Это ж непорядок, света нет, а тут ещё какие-то волки! Щас разберёмся.

Загорелось с дюжину огоньков от зажигалок и спичек.

Кто-то предложил посветить на лестнице из калаша, чтоб повиднее, но неожиданно раздался возмущённый Женькин рык, популярно и разом для всех разъясняющий, что стрельба в закрытом помещении может запросто привести к гибели самого стреляющего, не то что окружающих – рикошет пуль со стальным сердечником мало предсказуем и отстрелить самому себе уши – очень даже вероятная вещь.

Феликс на его слова усмехнулся, в сотый раз удивляясь Женькиной способности подавать голос только тогда, когда это необходимо, но зато так, что возразить что-нибудь в ответ было всегда трудно. Так вот и делают люди карьеру.

- Сволочь, - легко подумалось о друге, Феликс пытался пробраться между ползающими в темноте, алкоголем переполненными партизанами туда, где оставил оружие и вещи, - отчего мне так противно и гадостно?

Кое-как разобрав, куда идти, наконец, добрался до своего стола, шарил под ним и диваном руками, но никак не мог нащупать вещмешок. Чертыхнулся, когда его кто-то толкнул, тут же этот кто-то толкнул его снова, и Феликс воткнулся лбом в стол:

- Что вы, вашу мать! – зарычал он, разворачиваясь, и вдруг так сильно получил по лбу чем-то твёрдым, металлическим, что увидел вокруг себя  яркие звёзды. Феликс только хрюкнул от избытка чувств. По счастью, продолжения не последовало и штыком глаз не выкололи.

Феликс схватился ладонью за лоб и присел на диван.

- Ох, как тут с вами тесно! – и ему тоже захотелось наружу.

Постепенно в зале оставалось всё меньше людей, топот и голоса в массе своей перемещались вниз. Феликс повесил автомат на шею, перекинул через плечо найденный, наконец, вещмешок и тоже пошёл к лестнице. Глаза уже привыкали к темноте, и он без особого труда сумел обогнуть столы и раскиданные тут и там сумки, один лишь раз споткнувшись о чей-то брошенный автомат и, выматерившись, скорее для порядка, чем от боли или раздражения. На лестнице было темнее, и её пришлось преодолевать на ощупь.

- Слышь, мужик, аккуратней, - обратился кто-то к нему из темноты, - посветить нечем? Я тут рассыпал… не знаю как.

Голос был трезвый и доверительный, а  у Феликса была на всякий случай в кармане зажигалка:

- Сейчас подожди… - он вынул и запалил свою «Zipрo».

Пламя выхватило из темноты склонившегося над ступеньками парня.

- А вот они, - он подобрал со ступенек несколько автоматных рожков, связанных подвое, подцепил за лямку свесившийся раскрытым, полуразвязанным горлом книзу вещмешок, закинул туда рожки, сбежал на несколько ступенек, подобрал какой-то свёрток, сунул его туда же, и только тогда поднял на Феликса улыбающееся лицо:

- Спасибо… уронил, блин, собака.

- Ладно уж, - Феликс щёлкнул крышкой зажигалки о ствол автомата - лестница сразу погрузилась в кромешную темноту.

- Может всё-таки ещё немного посветишь, - сказал тот же парень, - чтобы мы носы друг другу железяками не поломали.

Феликс и сам видел, что поторопился погасить огонь. Пришлось посветить ещё. А потом ещё – для других, тех, что ещё оставались наверху, но торопились неровными шагами вслед за ними.

- Давайте, мужики, не спешите, ножку держите твёрже! – подбадривал их Феликс.

Наконец все вроде, по крайней мере, кто желал, сошли вниз. Феликсу надоело быть главным осветителем в этой постановке, он решил бросить свою отвратительно нетрезвую труппу и быстро пошёл к выходу. Но у дверей его окликнул тот же самый парень:

- Слышь, подожди! Тебя Феликсом зовут.

- Ну.

- Меня Лёха.

- Ну, хорошо, - Феликс пожал едва различимую в темноте руку, - пошли Лёха на природу.

- Я тебе вот что хотел сказать, - Алексей открыл стеклянную дверь прошёл вперёд, но задержал в них Феликса.

- Я думаю надо как-то прикрыть ребят, хотя бы вдвоём. Не знаю, может это и бред, но мне лично очень неспокойно.

- Ничего, у меня тоже паранойя, махни рукой.

- Подожди!

Но Феликс оттолкнул задерживающую его руку и сказал:

- Прекращай, что мы с тобой сделать можем? Они вон разбрелись как зомби, ты что их ловить будешь?

Более не слушая Лёху, он пошёл по площади, на ходу перевешивая вещмешок за спину. Насыщённый летними запахами воздух приятно контрастировал с прокуренной духотой кинотеатра. Почти исчез туман. Феликс задрал голову вверх, увидев звёзды, улыбнулся и привычно нашёл Полярную и Кассиопею. Туч не было, и он решил, что это хороший знак. Наконец выйдя из под сени здания, Феликс оглянулся, и на него взглянуло полукружие луны, и даже более чем полукружие. В её свете можно было, наверное, разглядеть себя в зеркале.

                                                                  ***

Я  тебя люблю…

                       ***

…

ночь пройдёт, наступит утро ясное!

Знаю, счастье нас с тобой ждёт.

Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная!

Солнце взойдёт…

В первое мгновение после пробуждения Сергей никак не мог понять, где находится. Было темно, он лежал на сравнительно мягком кожаном диване, но под левым боком мешалось что-то твёрдое. И он не мог ничего разглядеть, но было ощущение огромного пространства вокруг. Сергей не был подвержен аэрофобии, но сейчас почему-то сделалось неуютно.

Он нащупал то, что находилось под левым боком – чьи-то ноги.

Сергей озяб, из-за этого и проснулся. Больше всего хотелось, не вставая, нащупать что-нибудь укрыться и заснуть снова. Но до него вдруг дошло, что он слышит откуда-то снизу громкие  мужские голоса. Их было много, они ничего не обсуждали, а просто горланили что-то невразумительное.

Очень хотелось пописать.

К Сергею вернулось понимание места и времени, он перелез через капитана, сошёл с дивана, впрочем, не совсем уверенно. В темноте он не мог точно определить, куда ему направиться, но не стал привередничать и пошёл на ощупь.

И, конечно, сразу же наткнулся на стол.

Посыпалась посуда, что-то разбилось.

Сергей постоял немного, покачиваясь, протёр кулаками глаза, взял правее и, наткнувшись ещё на что-то, полетел на пол. Нечто, средней тяжести, больно ударило по голове.

- А, чёрт! – Сергей схватился одной рукой за голову и, прикрывая её локтем, неуклюже полез к выходу на карачках.

На счастье перед лестницей оказались запертые двери, иначе он бы расшибся.

Поднявшись снова на ноги, он открыл двери и аккуратно нащупал первую ступеньку. Не торопясь, тщательно ощупывая перед собой дорогу, пошел вниз.

Голосов внизу стало меньше, они удалялись. Зато стали явственно различимы пьяные крики на улице. Партизаны выходили на прогулку.

Сергей нашёл в себе способность соображать и предположил, что их выгнало на улицу неожиданное отключение света. Он был уверен, что это так, потому, что не мог даже представить себе такой милой с их стороны заботы о капитане и о нём, чтобы, уходя, кто-то специально выключил бы ради них свет, а сам бы потом спускался в кромешной тьме по лестнице, рискуя сломать шею.

В холле внизу было ненамного светлее, но он уже мог различать, например, колонны, чтобы в них не врезаться.

 Кто-то матерился, стоя очевидно у самого выхода. Все остальные, судя по всему, вышли наружу задолго до того, как Серёга пересёк середину холла.

Сергей окликнул их, но и оставшиеся, не ответив, вышли тоже на улицу, хлопнув стеклянной дверью.

Не очень этим расстроившись, он вышел вслед за ними.

Всего внутреннего, едкого перегара не хватило, чтобы перебить сказочный аромат благоухающей ночи. Тёплый, пахнущий травами, цветами и ещё чёрте чем, воздух хотелось обнять. Сергей поднял голову, и у него закружилась голова – миллионы ярких звёзд притягивали к себе, пробуждая с детства забытые ощущения. Хотелось взлететь к ним над  этим миром, по этому невероятному, насыщенному, распирающему лёгкие, воздуху.

От блистающих на небе звезд было светло.

Даже слишком светло. Он различал деревья, видел своих пацанов-горлапанов, которые куда-то шли гурьбой через площадь.

Вспомнив, что с вечера на небе плотным занавесом стояли тучи, а землю укутывал туман, Сергей ущипнул себя за щеку, проверяя - не сон ли ему сниться.

Оказалось, что не сон.

Немного отойдя от кинотеатра и оглянувшись, он понял, почему ещё было светло – на небе сияла, пусть и ущербная, но достаточно яркая луна.

Ночь была безусловно прелестна, но маленькая деталь пока мешала полному восприятию её очарования – хотелось ссать.

Сергей пошёл влево на газон, встал поближе к каким-то белеющим в темноте цветам и, не откладывая более, занялся делом.

Затем он какое-то время опять смотрел на звёзды. И только когда иссяк источник, опустил взгляд.

Потом, заправляя хозяйство в штаны, обратил внимание на необычного вида куст, темневший неподалёку. Тот был похож на нечто, имеющее голову и торчащие кверху уши. А если точнее, то крайне напоминал собаку. В расстоянии не более четырёх метров.

Сергей пригляделся – в лунном свете был виден лишь контур, заполненный темнотой. Сказать определённо, что это - собака или причудливой формы растение – было невозможно.

Сергей застегнул ширинку и ещё с полминуты стоял неподвижно, вглядываясь. Но вероятно это всё-таки был куст, потому что за всё это время ни разу, ни на миллиметр не шелохнулся.

Серёга попытался свистнуть, но к совершенному разочарованию своему ему удалось только извергнуть из себя неловкое шипение, впрочем, негромкое. Повторная попытка также ни к чему не привела, только окончательно расстроила.

- Уже свиснуть - и то не могу, - тихонько, но с чувством произнёс он, обращаясь непосредственно к кусту с ушами.

Куст никак не отреагировал.

- Но уж больно ты на собаку похож, - он нагнулся и пошарил рукой по земле, пытаясь найти, чем бросить. Средних размеров камень нашёлся мгновенно, как по заказу. Сергей выпрямился, демонстративно прицелился, размахнулся, чуть ли не с разворотом, и запустил в супостата. И, конечно, умудрился с такого расстояния пусть не намного, но промахнуться. Камень гулко ударился о землю в сантиметре от цели, но сам куст даже не шелохнулся.

Теперь уже Сергей был уверен, что это просто куст. Собаку с такими железными  нервами, чтобы не отскочила от брошенного в неё камня, представить  себе было невозможно.

- Хе… мазила, - усмехнулся он, - какой же я мазила…

Для чистоты эксперимента, требовался ещё камень.

Сергей нагнулся было, дотронулся до травы и передумал. Голова была с похмелья тяжёлая, и казалось, еле держалась на тонкой шее. Сергей выпрямился, помассировал затылок, вздохнул тяжко и двинулся туда, откуда слышались голоса его товарищей. Боковым зрением заметив движение слева, бросил взгляд в ту сторону и оторопел –  куст двигался вслед за ним.

                                                                              ***        

Впереди, обнявшись за плечи, вышагивали строевым шагом четверо мужиков. Один, салютуя автоматом, командовал ими. Ещё двое исполняли губами торжественный марш, амплитудно размахивая при этом руками. Кто-то из них орал: «Здравствуйте, товарищи подводники!», и ему отвечали нестройным «Ура!». Ещё дальше вперёд разносились улюлюканье, гиканье и просто многоголосый ор. Феликс чувствовал необходимость к нему присоединиться. В груди ширилось ощущение лихости и удовольствия от всего этого дурдома. От недавней тревоги и философской удручённости не осталось и следа. И по правде, захотелось запалить что-нибудь огромное - какой-нибудь дом или магазин, или просто костёр посреди площади, но чтобы до звёзд. Феликс чувствовал, что всё ещё улыбается и двигается, почти приплясывая под звуки привычного и милого сердцу марша.

Выпитая водка его, наконец, достала.

А, достав, закружила и понесла бесшабашно над страхами и тревогами, заботами и делами, и чьим-то недружелюбием, и двуличием и безразличием, и напрямую отвечала на все поставленные вопросы, и с любого могла спросить ответа.

И всё в кайф! И то-то, нахрен!

Всё как надо и почти так, как хочется.

Феликс резвился в своё удовольствие и даже не отреагировал на первые, донесшиеся до него, истошные крики и выстрелы.

- Да ты понимаешь, твою мать! – говорил он кому-то, выдававшему «Варяга», - мы их в бараний рог!.. Понял!

Он взял его за лацкан, притянул к себе, икнул и отпустил. Потом отвернулся и куда-то пошёл, но «Варяг» вдруг захлебнулся каким-то неприятным звуком. Феликс оглянулся – певец падал. Он захотел ему помочь, но, приблизившись к грохнувшемуся оземь исполнителю, разглядел отсутствие у него лица. Недоумённо потрогав там пальцами, сразу отдёрнул руку, когда всё-таки понял, что парню отстрелили голову.

Добрая половина пьяных ощущений сразу покинула Феликса, но всё же помешала хоть как-то правильно объяснить ситуацию, поэтому он сразу же взвёл автомат, прижал его к плечу и не дал благоразумию взять над собой верх, когда вдруг увидел приземистый неопределённый силуэт, стремящийся к нему. Короткая очередь остановила приближение. Ещё несколько секунд желание «чтобы всё обошлось» боролось в нём с желанием выжить, но уже следующие, приближающиеся к нему, быстрые силуэты он расстреливал без остатков совести и заботы о тех, кого он разнесёт вшальную своими пулями. Жуткие крики сменили слова песен, благоухающая красота сменилась леденящим кошмаром, постепенно нагревался только автомат, пели пули, а шансы выжить имели, наверное, только убийцы.

Феликс побежал, но короткий удар в ногу развернул его на сто восемьдесят градусов. Он чуть не упал, но удержался, отскочив. Остервенело расстрелял что-то большое, тут же у ног. Увидел чудовищный оскал и горящие жёлтым в свете луны глаза. Перепрыгнул через труп, побежал, выстрелил в обегающее его слева другое чудовище, успев заметить, что оно на четырёх ногах. Сразу несколько таких же выскочило из-за черноты кустов справа, набросилось на кого-то, отбивающегося и визжащего. Феликс споткнулся обо что-то, через кого-то перескочил, кого-то пнул, выдираясь на открытое пространство. Побежал по дороге, огибая других и стреляя в тени по бокам дороги.

На перекрёстке несколько человек стояли на месте и поливали огнём улицу, перпендикулярную той, по которой бежал Феликс. Кто-то ещё и ещё присоединялся к ним, вставал рядом, прикрывал им спину. Феликс даже не сомневался, что найдёт там Женю. Но пришлось броситься на асфальт, потому что в него тоже стали стрелять, не задумываясь отличить силуэт бегущего человека от силуэта низкого четырёхлапого монстра.

Чтобы стреляющие различили, кто есть кто, Феликс сразу с земли выстрелил вверх, и у него тут же кончились патроны. Сзади что-то неслось к нему, но Феликс, не отвлекаясь, быстро перевернул магазин, вставил другой, щёлкнул затвором и только тогда позволил выплеснуться адреналину, закричал и, стреляя назад, пополз по направлению перекрёстка, судорожно отталкиваясь ногами и перебирая поочерёдно плечами. Наверное, в него оттуда перестали стрелять, во всяком случае, не задели, и Феликс поднялся на ноги и побежал к перекрёстку, к другим, к людям. Но те неожиданно, и почему-то перестав стрелять, разделились и побежали, причём одни налево, другие направо.

Предположить, что они перешли в атаку было можно, но всё же трудно. Скорее можно было предположить, что они увидели здесь, за его спиной, что-нибудь такое, что показалось им ещё ужаснее, чем то, что было там перед ними.

Феликс развернулся, побежал спиной вперёд, но ничего толком не увидел: что-то мелькало, хрипело, визжало, прыгали какие-то тени – мрачно и страшно, и главное одиноко. Он послал туда очередь, чувствуя свою беспомощность перед обитателями мрака, окружившими его, и в панике побежал. Заметив слева какое-то движение, свернул вправо, на тротуар, отделённый от домов живой изгородью, и понёсся вниз по дороге, с максимальным ускорением, на которое был способен. Два или три раза оглянулся, собираясь стрельнуть назад, но не решился, чтобы не задеть ребят, убежавших в противоположную сторону. Потом, продравшись сквозь кусты изгороди, вынесся непосредственно на дорогу. Увидев летящую вслед за ним целую стаю чёрных мохнатых монстров, торопливо сокращавших расстояние, Феликс, понимая, что ему уже не уйти, перехватил поудобнее автомат и, прыжками отступая назад, начал их поливать огнём. Видя, что дружное движение монстров дробиться, захлёбывается, и, наконец, замедляется, Феликс захотел развернуться, чтобы ещё отбежать, но в него неожиданно навстречу пальнули очередью, одна пуля расщепила приклад, отбрасывая Феликса назад.

Он падает, с его плеча срывается лямка вещмешка, он подбирается, делает с земли несколько нажатий на курок в сторону продолжающего стрелять того, кто его непременно убьёт, если не прекратит заливать свинцом улицу вокруг него, разворачивается к монстрам, нажимает опять на курок, но раздаётся всего один выстрел.

С горечью осознавая, что перезарядить автомат уже не удастся,  Феликс хватает вещмешок и несётся по дороге, ощущая, как приблизилась к нему смерть, мерзкая, как росомаха, и сейчас схватит его за лодыжку, свалит, накроет и перекусит позвонок. Но в тот момент, когда он всё-таки падает, над ним раздаётся не отрывистое дыхание догнавшего его хищника, а звонкий лязг и грохот чьёго-то автомата, Феликс решает, что он уже в раю, и это пришли ему на помощь какие-нибудь ангелы быстрого реагирования.

Спаситель стоял над ним и, не отступая ни на шаг, стрелял и стрелял, длиннющими оглушающими очередями, мгновенно меняя рожки и безостановочно матерясь.

Под этим огнём не устоял бы и сам дьявол.

Феликс очухался, торопливо развязал мешок, высыпал его содержимое на асфальт – десяток рожков и нож, и перезарядил свой автомат. Тут же рассовал остальные по карманам, покидал за пазуху. Встал во весь рост рядом со спасителем, будучи уверенным, что это Женя,  даже и не рассчитывая увидеть кого-нибудь другого. Но удивился, разглядев, что это не он, а давешний Лёха. Бросив ему короткое «спасибо!», Феликс присоединил голос своего калаша к тарараму, производимому его  автоматом.

Дьявольское наступление на них захлебнулось окончательно. 

Почувствовав движение сзади, они оба оглянулись, однако же Лёха не дал Феликсу стрелять:

- Нет! Там наши! Бегом!

Они побежали. Феликс различил впереди человеческие фигуры.

Несколько человек тащили кого-то, по-видимому, раненного. Лёха и Феликс приблизились.

- Что?! Живой?! – прокричал Лёха.

- Пока да, - ответили ему.

- Давайте к вокзалу! Быстрее!

То с одной, то с другой стороны из-за кустов раздавалось шуршание листвы и треск веток. И оставшимся в живых  приходилось постоянно стрелять. Автоматный огонь пока удерживал неведомого противника на расстоянии, но не найди они укрытия, им бы пришлось туго.

В здании вокзала дверь была заперта, но Лёха очередью высадил окно. Помогая передать в него с рук на руки раненного парня, истекающего кровью, Феликс с удивлением узнал в нём Женю.

Лёха, который был тут же, заметил его взгляд и сказал с досадой:

- Это ты в него засадил.

Феликс проглотил ком в горле. Сказать в ответ было нечего, а оправдываться не хотелось. Итак, всё было понятно.

Они устроили внутри, у окна, баррикаду из всего, что попалось под руку. Не считая Жени, их было пятеро. Он был ещё жив, но не приходил в сознание, они его перевязали, как смогли, но ранение в грудь ему в этих условиях было не пережить – Феликс в этом практически не сомневался.

И получалось – это он его убил. Не кто-то, не монстры, не волки, а он! Сам, как будто нарочно. За  всё, что было вместе пережито и сделано.

И скольких ещё он сегодня мог пострелять, стараясь остаться в живых.

«Но и в меня ведь тоже кто-то стрелял, - говорил он себе, -  понимал, что может убить, а стрелял. И ведь пару раз чудом не задели. Вот так. Вот тебе и случай. Как же так?!»

Пацаны уже опять в кого-то палили из окон с яростным матом, но Феликс ещё какое-то время сидел на корточках возле Жени, поправляя его пропитанные кровью самодельные, из разорванных рубах, повязки, бормотал несвязное, просил прощения и плакал.

                                                                              ***

Где, когда и как  Олег потерял сознание - он не помнил. Но очнулся, лёжа на травке. Голова его покоилась на коленях какой-то девушки - и, хоть это  слишком  уж чудесно, чтобы быть правдой, но факт - а в качестве факта вы­ступала сейчас её пышная грудь - был у него на лице. Ещё три привлекательные девушки сидели на корточках не­подалёку. Одна из них держала в своих тоненьких ручках его калашников, что выглядело как-то неправомочно - так же, как неправомочно выглядит  девушка за рулём  тяжёлого грузовика.

- Очнулся? Наконец-то! - воскликнула та, чьи колени служили ему на данный момент подушкой, - Слава  Богу!

Другие девчонки повторили как эхо:

- Слава Богу!

- Слава Богу!

Олег почувствовал, что момент, к сожалению, настал - лежать под грудью хорошо, но  более не прилично - хотел было поднять голову, дабы принять сидячее положение, но, почувствовав вдруг тошноту с головокруже­нием, решил, что предлог найден, и оставил пока всё как есть.

Однако, будучи, или, по крайней мере, стараясь выглядеть, джентльменом, произнёс:

- Здравствуйте, девочки.

Грудь над ним колыхнулась  на вздохе, и  её обладательница ответила:

- Да, здравствуй, здравствуй. - И тут, совсем уж неожиданно, девица заревела.

Олег  посмотрел на других - тоже глаза на мокром месте.

- Что с вами, девчонки? Мне оторвало что-нибудь? …Что-нибудь ценное?!

Девчонкам было, по видимому, очень горько, но  они  всё же сквозь  слёзы  заулыбались. Олег чуть было не продолжил в том же духе: где, мол, ваши мысли, девочки? - однако передумал, не будучи уверенным в правильности понимания им диспозиции.

 - Да нет, вроде бы всё у вас  в порядке, - ответила одна из них, темноволосая, коротко стриженная, и её глаза бесстрашно указали на то, где были мысли.

- Правда?!

- Ага.

- Ну…я  вообще-то руки-ноги имел ввиду, но вы меня успокоили.

Удивительно, но ему удалось всё-таки  девушек  развеселить. Хоть и не надолго.

- Тут такое ночью было, - опять заговорила стриженная.

- Ночью? - только тут до него дошло, что он видит, кроме восхитительной женской груди над ним, ещё и чистое голубое небо. Солнце ярко светит. От вчерашнего тумана осталась только лёгкая дымка над деревьями.

Олег с трудом приподнялся на локте - головокружение уже прошло, но остались искры в глазах - малень­кие, плавно разлетающиеся, огоньки.

- Подождите, - сказал Олег, - Сколько сейчас времени?

               - Трудно сказать, - ответила та, с колен которой он едва нашёл в себе силы подняться, она казалась немного постарше своих подруг: где-то двадцать пять - двадцать семь, решил Олег, - у нас часы встали. Точнее у нас были только одни часы - у меня, и они встали. Но…

               - Солнце совсем недавно взошло, - вставила стриженная.

               А та, что старше, как-то рассеянно на неё посмотрела и подтвердила:

               - Да, солнце, может быть час, как взошло. Но всё равно, - она положила ему руку на плечо, и Олег с удив­лением увидел опять в её глазах целые озёра слёз, готовые вот-вот пролиться, - Здесь очень страшно. Пожалуйста, если можешь, увези нас отсюда! Пожалуйста!

               - Да, подождите вы!.. Д…девчонки! - Олег, не обращая внимания на искры - а они полетели-полетели, в глазах потемнело на мгновение - поднялся на ноги, - Вы только не ревите опять…А то я так ничего от вас и не добьюсь. Давайте лучше по порядку. Ну…Вот давайте сначала познакомимся - меня зовут Олег. А вас как зовут?

Короче, плохо ли хорошо, но ему удалось предотвратить их новый сопливый водопад.

Оказалось, что стриженая - Рита; та, что постарше - эх, ну и титьки! - Валя; а две другие - Лены. Однако та Лена, что с автоматом, сказала, мол, обычно её зовут Алёна - и девчонки так привыкли, и не попутаешь.

Олег  согласился. Действительно чего же путать, когда можно не путать, тем более что они все так при­выкли.

Все четверо были прехорошенькие - перепуганные, зарёванные, но аппетитные. Пока  они рассказывали ему о себе, глаза его не знали на ком, или на чём остановиться - у каждой было на что взглянуть, и  очень хотелось что-нибудь из этого потрогать.

Олег уселся  опять перед ними на сырую ещё от росы траву, пожалев, что поторопился встать и убрать го­лову с теплых Валиных колен. Но не проситься же обратно.

Он, как мог, сосредоточился и попытался наконец вникнуть в смысл того, что  девушки ему рассказывали.

Они изо всех сил старались преподнести ему всё в деталях, но Олег видно не совсем ещё оправился от вче­рашних потрясений и ничего не понимал. Точнее всё воспринимал через какую-то пелену счастья, солнце способ­ствовало этому -  днём все страшилки не страшные.

Не то чтобы он совсем не хотел их слышать, но не мог или точнее не хотел принимать что-либо всерьёз, не смотря на то, что его материалистическая направленность осознания мира была вчера бомбардирована ненор­мально огромной порцией адреналина и дала такую трещину, что залатать её уже нельзя было бы даже целому ди­визиону портных.

Но дрожащая душа как могла защищалась и пыталась отвернуться: травка всё-таки зеленеет, солнышко блестит, ласточки, птички…

А  где же  птички?

Птички! Ау!

Начало июля - птичьего свиста  утром должно быть столько, что …

Олег прислушался - только шелест листвы, посмотрел в небо - синева - пустыня.

Страх подкрался чуть слышными шагами, зашёл сзади и запустил холодные пальцы ему в позвоночник.

Олега передёрнуло, и он окончательно проснулся.

- Девчонки! - он поднял руку, останавливая их рассказ, - давайте ещё раз. Извините, я почти не слушал, за­думался.

…Рита сделала самые большие глаза, потому что он прервал именно её.

Другие тоже изумлённо посмотрели.  Выражение  лица Риты стало таким, что Олегу захотелось извиниться ещё раз.

- Только не обижайтесь…- Олегу было неловко смотреть Рите в глаза, - вот ты… Валя, давай сначала и… помедленней, а то я опять всё пропущу.

Рита отвернулась. А Валя простодушно послушалась.

Олег понял, что у него то ли как-то не так с чувством такта, то ли  плоховато с русской  речью, но Рита точно обиделась.

Олег был вынужден сделать умное, серьёзное  лицо.

- Вот с того места, как вы к дедушке приехали…

“ А иначе говоря,  с самого начала”.

                                                              ***

Оказывается, их с самого начала было четверо.

Они танцовщицы. Ездили раньше своим “балетом”, как они это называют, по разным странам - Болгария, Югославия, Египет - какие-то контракты там подписывали, плясали в ресторанах, с клиентами “консугмировали” - или хрен его знает, как это дело называется - общались, словом. Тем и жили.

Последний раз были в Греции - в  убийственно дорогом заведении. Но чем-то там не угодили, хозяин - жа­лобу, потом полиция-милиция, наше консульство - результат: депортация.

Приехали в Одессу, решили, не смотря ни на что, не разбегаться, так как: “вместе мы всё-таки -  “балет”, а порознь…” - Валя в этом месте помолчала, но для Олега ход её мысли был прозрачен:

“ Просто бляди!” - Хотя может она что-то другое имела ввиду.

Валя родом из Питера, землячка, значит. Алёнка из Гродно, Рита из латвийской Мадоны, а Лена из Го­меля.

В общем, разъезжаться им очень не хотелось. И у каждой были на то свои причины, но главная, надо ду­мать, была в том, что они уже начисто забыли, что такое дом, разъезжая с восемнадцати лет по жарким странам. Дух авантюризма собрал их вместе -  вместе и держал по сей день. Хотя они не выглядели сегодня через чур сме­лыми, но, конечно же, были намного отчаянней, чем другие досель известные Олегу бабы. - Те без мамы и месяца прожить не могли. - Олег был женат, и вообще был знаком с типами и психологическими портретами разных жен­щин не понаслышке. Так вот отчаянных он только в кино видал, а в жизни встречались только маменькины дочки… Ну, иногда - просто дуры.

Эти же девицы создавали в целом благоприятное впечатление, а постулат об их смелости Олег принял без доказательств. - Чтобы ездить по заграницам без пап и мам, смелость всё-таки иметь надо.

В этих местах, на каком-то хуторе, или как ещё говорят на заимке, жил у Алёнки дед-лесничий, который давно внучки не видал и зазывал в гости. Внучка привезла с собой ещё и трёх своих подружек, но ему старому  только в радость - живите, мол, отдыхайте.

Алёнка почему-то не любила своих родителей, но деда своего обожала, ну и он ей всё позволял в своё время. Теперь деду было уже под семьдесят. Но на внучку и сейчас нарадоваться не мог.

Прожили девушки на хуторе неделю без забот.

Через неделю собрался дед в райцентр, в Чересковицы. Оставил на Алёнкино с подругами попечение дом, а сам вместе с псом, который везде за ним по пятам ходил, сел в горбатый, видавший виды, запорожец и, пообещав к вечеру вернуться, укатил.

Но ни к вечеру не вернулся, ни утром.

Девчонки, решив, что с дедом что-то случилось, выкатили из сарая “Урал” с коляской, разместились, как смогли, и прикатили сюда. Сборы-дорога - уже вечер, а на окраине Чересковиц мотоцикл встал. Оказалось, бен­зина нет.

Коня пришлось бросить. Вот и всё…

- Ну, а со мной-то что? - спросил Олег.

- Ну, вот, когда у нас бензин кончился, мы пошли пешком, - отвечала Валя, - Дошли до этой площади пе­ред рынком, мы же сами не знаем, куда здесь идти, а никого нет. Туман, страшно.

- В дома заходили?

- Да…- она всхлипнула.

- Понятно. Ну а дальше?

- Ну, дальше, ты на площади из тумана и вывалился.

- То есть ты выбежал на середину газона, - подхватила Рита, всё это время молчавшая, что явно ей дава­лось с трудом, - и свалился без сознания прямо перед нами. Мы чуть не обоссались от страха…Ой!

- Понял.

- А потом, - продолжала Рита, тревожно почему-то оглядываясь, - за тобой что-то большое приближаться стало.

Олегу стало холодно.

Вслед добавила Алёна:

- Большое и кажется чёрное. Оно близко не подошло - мы его только смутно видели.

- Ага! - поддакнула ей Лена, - Так страшно было.

- Ну и вот, - продолжала Рита, только уже теперь высоким плаксивым голосом.

- Вот, - собираясь сорваться в рыдания, - мы вокруг тебя на колени бухнулись, начали креститься и Бога о помощи просить, а Алёнка твой автомат схватила и в него выстрелила…- тут, как не крепилась, Рита всё же запла­кала, а вслед за ней завыли опять и все остальные.

- Ну, хватит-хватит уже реветь, - Олег постарался придать своему голосу стальные нотки, чтобы подейст­вовало.

Оно и подействовало, плакать они прекратили так же мгновенно, как и начали.

Алёна, вытирая слёзы, поправила свою подругу:

- Я не в него стреляла, я в воздух. Мне в него очень страшно было.

- Так какое оно хоть было-то, - спросил Олег, зная, конечно, какое, и немного ободрённый - оттого как  ОНО, кажется, испугалось выстрелов.

- Страшное. Не знаю, - ответила Алёна.

- А вы не видели? - спросил он, обращаясь к остальным.

- А мы его и не разглядывали, - сказала Валя, - мы в небо смотрели тогда, молились. А как Алёнка палить начала, так это Оно и ушло. Но мы всё равно долго ещё молились, а потом ночью, чтобы не спать, песни пели

- А утром, - заговорила Лена, - когда светать начало, уже не так страшно стало. Мы  собирались тебя в ка­кой-нибудь дом отнести, но ты очнулся…Слава богу.

- Действительно, - согласился Олег, - мы живы-здоровы, и сейчас не так страшно, но моё мнение такое - отсюда вам надо бежать и быстро. Найдём вам бензин…но сначала попробуем найти моих сополчан. Нас тут сорок, - Олег поднялся с земли, - вместе веселее будет.

Валя тревожно смотрела снизу вверх:

- Мы тебе ещё не сказали: тут где-то ночью тоже стрельба была, и под утро потом - тоже. Ночью даже пули было видно - во все стороны летели.

- Трассирующие, - подсказала Алёнка.

- Что? - спросил, заволновавшись, Олег, - долго стреляли?

- Сначала очень много стреляли. Стрельба такая была - кошмар. И долго, да. А под утро - совсем немного. Может минуту только…

Олегу опять стало плохо.

- Может спьяну?..

Очень хотелось надеяться, но брало сомнение - с тех пор, как они нашли оружие, никто, ни одного раза ради хохмы не выстрелил. Да и потом - сколько пили - тоже.

“Не знаю, что там нашло на меня вчера, - думал Олег, - но сегодня я очень хотел бы ощутить себя снова в дружном коллективе. Сорок вооружённых людей - это уже отряд. Это сила, перед которой… Если всё уже не так, и отряд - это один вооружённый, с полупустым магазином, я… и четверо богобоязненных экзотик-танцов­щиц, тогда  нам настал конец!”

- Так давайте! Дай сюда автомат! - Олег решил, что надо незамедлительно действовать, - Сейчас идём туда, откуда вы слышали стрельбу, находим вокзал и кинотеатр - там должны быть мои друзья. Если там кто-ни­будь есть - хорошо, что-нибудь придумаем. Если нет - ищем бензин, и вы уезжаете отсюда к едрене фене на вашем ёбаном “Урале”, - от возбуждения и страха Олег начал  материться, но девчонки восприняли это как должное. А у  Риты  в глазах  появилось просто уважение.

Все  послушно и торопливо собрались…

                                                           ***    

Они шли по залитым солнцем улицам, прямо по проезжей части.

Остро чувствовалась неправильность происходящего - было НЕ правильно то, что нет птиц, НЕ пра­вильно, что  кроме отчётливого шлёпающего  эха от их шагов, скачущего между домами, нет больше ни единого звука, НЕ правильно, что никто им не повстречается навстречу или не выглянет из окна.

Не правильно!..

Девчонки испуганно озирались по сторонам и время от времени что-то говорили. Например, что улица, по которой они идут, называется Комсомольская. И хоть, конечно, это не имело никакого значения, однако же, в их теперешнем, таком гадостном положении, нужно было хоть за что-нибудь привычное зацепиться.

Пусть Комсомольская. И очень хорошо. Что может случиться необычного на Комсомольской. Ведь не Вязов же, не Капуцинов каких-нибудь - а  родная -Комсомольская , так её в душу. Так что все нормально, де­вочки.

- Всё нормально, - сказал Олег вслух, подбадривая себя и своих спутниц, - скоро уже дойдём. Где-то уже  рядом.

- Да, - сказала Валя, - вроде бы даже пахнет железной дорогой, не чувствуете?

Лично Олег  не чувствовал, но на всякий пожарный подтвердил, что, мол “ага”, ”точно”. Где-то ж  он должен быть этот сраный кинотеатр, вместе с этой раздолбанной железной дорогой.

Олег с девушками гулял по городу, который на поверку оказался не такой уж деревней, битых полтора часа, сразу же выбрав то направление, откуда, как полагал, прибежал. Как  это, во всяком случае, указали ему милые дамы, - и оттуда же  ночью они слышали стрельбу.

- Но ни хрена!

- Что? - переспросила Валя.

- Не-не! Ничего.

 -Ничего, - подумал Олег, - опять просто вслух заговорил, да…Лично мне больше Алена нравиться. Хотя они все, конечно, ничего. Не зря же в этом, как они его называют, ”балете” выступали. Правда, знаем мы ваши балеты - трясли там титьками пред греками, или, не знаю там - египтянами, вот и весь балет, прости гос­поди. Однако ж данные иметь для этого надобноть, тут уж вынь да положь. Но… хоть Алёна - очень симпатиче­ская, зато  Лена тоже ведётся. Но потом -  они же все сейчас ведутся. И на их месте любая бы повелась - я-то один, а их …четверо, и трусят. А у меня автомат. Но вот если мы сейчас разыщем наших гавриков, то будет все очень и очень наоборот.

И ему внезапно почти расхотелось искать.

 - Однако же нужно, - сказал он себе, - Не до баловства при нашем, при нынешнем…

- Есть! - воскликнула Рита, показывая куда-то влево, и отвлекая его от незатейливых мыслей, - вон ви­дите там, в конце улицы, переезд.

Ещё через четверть часа  они стояли перед стеклянной дверью кинотеатра.

-”Труд” - прочитал Олег, задрав голову, раньше недосуг было на вывеску взглянуть.

Ногой он приоткрыл дверь, просунул туда автомат, потом голову, плечи, окликнул тихонько:

- Эй! Есть кто-нибудь?

Ничего не услышав в ответ, прошёл внутрь. Девчонки, опасаясь оставаться на улице, тихо и быстро прошмыгнули вслед.

- Спокойно, девочки. Где-то они здесь. А может даже и спят.

- А где они? - спросила Валя.

- Самая старая, а глупая, - подумал Олег, - если б я знал…

- На втором этаже, наверное, - сказал он вслух, - там диваны, хотя что-то уж слишком тихо.

Они почти бесшумно прошли через весь холл до лестницы, причем Олег постоянно краем глаза следил за тем углом, где игровые автоматы - сегодня  бесшумные, покинутые, тихие.

Кошек, собак, звероящеров не было, и это конечно, очень  хорошо. Мяукни, сейчас кто-нибудь – на этот раз он бы со страху, наверное, всех  баб,  перестрелял. Впрочем, никто здесь не пикал, не пиликал, и даже не храпел.

Они поднялись на второй этаж, где Олег всё-таки надеялся хоть кого-нибудь из ребят увидеть, но, увы…

Вообще никого. Столы неубранные, с питиём и яствами, мусор, бычки, вещи всякие тут и там, даже оружие - макаров на полу, два калаша под столом. - Всё!

- Ни-ко-го,- пропела красивым голосом Рита. Олег от неожиданности  вздрогнул, и  посмотрел на неё. Её спокойное лицо удивило его - никакой паники, никакого сколько-нибудь выраженного испуга, как будто ни­чего другого и не ожидала увидеть. И вообще…едрит твою мать…очень хорошенькая.

Валя, Лена и  Аленка выглядели сейчас чуть похуже. Они смотрели так, как будто над ними повисла угроза  жестокого сексуального надругательства, противоестественным, разумеется, образом.

-Что-то у меня сегодня все мысли об одном, - подумал Олег, - не знаю, что с собой и делать. Кругом ужасы всяческие, а я как в детстве мечтаю трахнуть кого-нибудь перед смертью.

- Ну, что вы смотрите на меня? Ну, нету их. Это ж ни о чём ещё не говорит. Может перебазировались куда-нибудь. Что вы, в самом деле? Всё ещё будет правильно. Найдём мы наших чудо богатырей.

- Надо удирать, девчонки, - сказала решительно Рита, не смотря в сторону Олега, и подозревая этим, по-видимому, что он им и вообще-то больше нахрен не нужен. - Мы там проходили мимо бензоколонки, пойдём туда, а по дороге найдём какую-нибудь посуду для бензина.

Она отодвинула диван:

- Алёнка, бери автомат.

 Она сама тоже вооружилась автоматом, порылась среди брошенных шмоток, нашла подсумок с двумя магазинами, привязала его  обрывком какой-то верёвки к талии, чего-то ещё с пола подобрала.

- Чего стоишь, дурында, - прикрикнула на Алёну, которая с места не сдвинулась, - бери, давай, автомат и поищи, может ещё патронов найдёшь.

Алёнка торопливо бросилась рыться в разбросанных рюкзаках.

В результате только Лена осталась без оружия, о чём, по ней было видно, нисколько и не сожалела.

Они решили взять с собой чего-нибудь пожрать и опять засуетились, но в глаза Олегу никто не смотрел. Олег был как посторонний, больше того - как  будто его здесь и не было.

Вздохнул Олег, развернулся и пошёл вниз, хоть и жрать хотелось неимоверно… Заела обида. Хотя по большому счёту на что обижаться? Кто он им?

Всё-таки после вчерашнего он не совсем адекватно всё воспринимал. Ему не нравилось, что этим полузнакомым девкам досталось оружие. Казалось подозрительным их показное хозяйское к стволам отношение,  и про себя он решил, что они в гораздо большей степени дуры, чем сразу представлялось. Но у него гудела опять голова, желалось на свежий воздух и совсем не хотелось скандалить, что-то доказывать, тем более орать. А то, что без крика отнять у них пулемёты не удастся, было понятно.

«Интересно НВП в школах до сих пор ещё есть?»

- Олежка, - догнала его Алёнка, по счастью оставившая наверху только что доставшийся ей АКМ, - ну ты куда, давай поешь с нами. Ты же вроде как бы здесь хозяин, а мы у тебя гости.

- Да уж, хозяин, -  сглотнул он слюну, - да располагайтесь вы без стеснения, пейте, ешьте - всё свежена­ворованное, и по здешней погоде, я думаю, вряд ли пропало. А я пойду вниз посмотрю.

И добавил, немного паясничая:

- И не хочется мне чагой-то сейчас кушать. Разве попозжа.

- Да куда ты, Олег? Давай поедим, а то неизвестно когда ещё возможность представится.

- Да представится, - сказал тот - магазин какой-нибудь подломим, или хату разорим - найдём чего-ни­будь. Мы люди привычные. Ладно, я внизу.

Она ему что-то ещё вслед говорила, про машину, что ли, чтобы найти повместительней. Дерьмо какое-то. - Он всё равно решил, что отсюда никуда не поедет, пока не найдет ребят, хватит с него и того, что  вчера сбежал.

Хотя винить особо мне себя не в чем, - думал он, - о чём я мог пацанов, допустим, предупредить? О том, что у меня белая горячка, и я допился до того, что дьявола в виде большой киски вижу? Ни от чего я, в общем-то, не сбежал. А если и сбежал, то девчонки вон говорят, что оно за мной  и последовало. Да и вообще всё как во сне было, в чём себя упрекать? Даже если и не привиделось, а на самом деле было, то  и агрессии-то с его

(ЕГО!!!)

стороны всё равно не было.

Пройдя мимо колонны с той картиной, Олег через плечо на неё оглянулся, остановился, потом захотел подойти к тем автоматам, но почему-то передумал.

«Короче, я никого не предал. Но если уеду сейчас - предам. Девчонки это понимают, поэтому и боятся мне в глаза смотреть. Им надо ехать, это понятно. Надо им помочь. А самому  искать ребят».

                                                      ***

Олег, нервничая, прошел через залитый солнечным светом холл, оглянулся и вышел наружу.

- Эй ты, придурок! - услышал он сверху над собой голос. Олег быстро поднял голову, повернулся и увидел Серёгу, лежащего на крыше кинотеатра.

- Серёга! - заорал он.

 -Не ори, пожалуйста. Лезь сюда, - и Серёга опять пропал.

Уже через минуту Олег сидел на крыше и слушал сбивчивый рассказ  Серёги, не зная, что ему сейчас конкретно предпринять. То ли бежать за девчонками и загонять их тоже пинками на крышу по пожарной лест­нице, то ли просто дать опохмелиться Серёге и списать всё на пьяный бред.

Если Олегу виделись кошки, девкам - что-то большое и страшное, то у Серёги, похоже, тот же случай что и у Олега - тоже наверно белая  - но только пунктик на собаках. И в отличие от друга, видел он не одну, а целую стаю СТРАННЫХ  СОБАК.

- У них зубы такие - вперёд! Клыки, понимаешь! Два огромных, толстых клыка. - Серёга аж плевался от волнения, - Не клыки даже, а тараны такие! Сантиметров пять в диаметре. Прямо смотрят. Вперёд! Все зубы вверх и вниз, понимаешь! А эти под прямым углом - вперёд.

Олег допускал, что уродства всякие в Смоленске, как и в любом другом российском городе, после Чер­нобыля стали нормой. Зубы лишние и у коров, бывает, растут. Но очень трудно было поверить, что такие зубы могли быть одновременно у стаи собак, да ещё и такой бешеной толщины.

- Может, у одной были такие зубы, а у других нормальные?

- Да нет же! - взмахнул руками Серёга. А потом подумал и пожал плечами, - ну, не знаю. Может и не у всех. Но у нескольких точно! Точно, что не у одной!

Олег прокашлялся.

- Так  большие, говоришь?

- Огромные, толстые, сантиметров десять длиной.

- Да собаки, я говорю! Собаки большие?

- Да как тебе сказать…в общем, поменьше овчарки, наверное. - Серёга почесал голову, - Ты знаешь, на­верное, всё-таки с овчарку немецкую, только похожи сами на чау-чау.

Серёга немного помолчал и снова:

- Да точно у всех там, ТОЧНО,  были такие клыки! Я тебе говорю - у всех! Я же когда проснулся - нет никого. Капитан только - в отключке. А пацаны все вышли на улицу, я голоса снизу услышал… Я не знаю, жутко как-то стало, одному там оставаться… Я тоже пошёл.

- А в холле всё тихо было? Внизу? – Олег прикусил губу.

- Да тихо. Темно… Так вот, я вышел, слышу - пацаны от меня метрах…ну, в тридцати, наверное. Я рванул за ними, налево, туда, где магазин…этот - где лодки резиновые. Только тут мне приспичило поссать. Ну, остановился и ссу.  Вижу - стоит что-то недалеко от меня, низковатое такое, тень с ушами. Я сначала решил - куст. Но потом решил проверить, нащупал на земле каме­нюку, бросил - чуть не попал, а она - с-сука! - ни с места. Я было успокоился, ширинку застегнул и пошёл…   она за мной пошла…  Потом уже увидел, что их несколько. Наперерез мне шли. Я назад побежал.  На счастье тут лест­ница попалась, пожарная. Влез наверх, еле успел, почти догнали. Тут я их и разглядел, когда на лестницу уже поднялся. Они же даже за мной пытались лезть…Суки!

Сергей замолчал, но тут же взахлёб заговорил:

- И такая дальше пальба началась! Я наверху плашмя лежал, всё думал, заденет. Это пацаны в собак стреляли, я уверен…

Он опять замолчал.

Потом шмыгнул носом и сказал:

- Олег.

- Ну.

- Олег, собаки так не поступают. Они специально меня от пацанов отсекали.

- Чего?

- Я тебе говорю!

- Ну, и что?

- И нормальные собаки не так реагируют, когда в них кидаются камнями. Это не простые собаки…

- Может это волки. Откуда ты знаешь, как волки себя ведут.

Серёга неуверенно пожал плечами.

Они помолчали.

- Да, можно предположить, что пацаны в собак стреляли. Конечно… А капитан куда делся, - спросил Олег.

- Не знаю… там внизу – нет?

- Нет…

Олег услышал, как  внизу из кинотеатра вышли девчонки и стали его звать.

- Щас, Серёга! Я тут не один.

Серёга встрепенулся:

- Что девчонки, что ли? Где ты их взял? Пусть залезают.

Но  он тут  же снова скис:

- Не знаю как ты, а я вниз ПРОСТО не полезу.

- Сейчас, подожди, - Олег подошел к краю крыши и, немного наклонившись вперёд, посмотрел вниз. Дев­чонки стояли неподалёку от дверей. Не девчонки вернее, а вооружённые бабы. Партизанки.

- Эй! Как там у вас дела? - не так чтобы очень громко окликнул их Олег.

Девицы испуганно дёрнулись и задрали свои красивые, но чересчур умные головы кверху.

- Олег?! - пропищала Рита таким голосом, что если бы за подражание мелким грызунам давали премии, то она точно отхватила бы Каннскую пальмовую ветвь. Суперменка хренова.

- Девочки, - Олег решил подальше запрятать своё раздражение, потому что почувствовал снова свою от­ветственность за  этих девиц, - только, пожалуйста, без лишних вопросов, полезайте ко мне сюда, наверх. Там, слева за углом, пожарная лестница - не заблудитесь.

- Зачем наверх? - спросила Валя, - что-то случилось?

Олег поморщился, но вполне спокойно объяснил, что им, четырём глупым дурам, внизу возможно угро­жает опасность, а ему вовсе бы не хотелось, чтобы их разорвали на части у него на глазах.

- Вы уж будьте любезны, пройдите за угол. Я вас там встречу.

Это, в общем-то, подействовало. А тут к Олегу подошёл ещё Серёга и тоже посмотрел вниз. Девушки, уви­дев его голову, рядом с головой их старого, но потерявшего уже видно их драгоценное доверие, боевого товарища, вдруг перестали что-либо возражать, а быстро двинули за угол.

- То-то, нахрен, - пробурчал Олег.

- Ничего себе ты с ними разговариваешь. А чо, по простому не понимают?

- Утром понимали… Но время идёт.

- Ясно. Эмансипация?

- Ну… Возросшее самосознание угнетённых женщин Востока.

Серёга невесело усмехнулся.

- Давно ты их нашёл-то?

- Утром, говорю же…Точнее это они меня нашли. Да они сами тебе расскажут.

Они подошли к углу и оценивающе посмотрели на пробирающихся под зарослями женщин.

“ Амазонки, блин!” - подумал Олег.

- Ладно, - сказал он Сергею, - я тоже полезу вниз, помогу им добро по лестнице поднять. А ты давай по сторонам смотри.

- Ага.

- Ну, давай.

Олег наступил ногой на ржавые прутья, из которых была сварена пожарная лестница. Потряс слегка за пе­рила.

Ему-то самому было безразлично, ржавая она или нет.

О женщинах он того же самого сказать не мог.

Лестница с одной верхней и одной промежуточной площадкой, с хлипкими перилами, под углом градусов в шестьдесят возносилась в высоту на добрый десяток метров, а то и поболее.

И могла, конечно, вызвать отторжение  у нежного женского менталитета.

Олегу вспомнилось, что в его детском саду, в Алма-Ате, была точно такая же лестница.

И ему всегда очень хотелось забраться по ней до самого верха, но воспитатели естественно пресекали лю­бые попытки даже приблизиться к заветным ступеням. Однажды ему всё-таки удалось улучить момент и влезть аж до середины - до средней площадки. Дальше не вышло - воспитательница,  наверное, страусиное яйцо снесла -  так орала.

А здесь лазай вверх-вниз - не хочу.

Олег добрался почти донизу, как вдруг спохватился:

- Серёга!.. Слышь, Серёга!

- Ну! - высунулся тот.

- У тебя ружьё-то есть?

- Нету ни хера!

- Да ты что? Хрена ты тогда будешь там сидеть. На, возьми, - он снова поднялся вверх по лестнице и отдал автомат. - И следи за горизонтом. Страхуй, короче.

- От страхуя слышу.

- …давай.

Когда он, наконец, спустился, девчонки уже стояли внизу. И, конечно же, по обыкновению нервничали.

- Олежка, а что случилось?

- А там все ваши ребята?

- Может лучше им к нам спуститься, и мы вместе…

- Хватит, девочки, - прервал их Олег, - нас не так много, как вам кажется, и даже вместе мы ничего осо­бенного не представляем. Поднимайтесь наверх, там видно будет.

Они опять что-то залопотали, но только по интонациям уже было понятно, что им просто очень страшно, и они  давно готовы  снова вручить свои бесценные жизни в руки сильного пола.

Короче, пока Олег на крыше разговаривал с Серёгой, они тоже между собой о жизни потолковали, и, как обычно у баб  бывает, перессорились, а  теперь были только рады, что им самим не придётся принимать никаких решений.

- Давайте, тяжёлые вещи я сам подниму… Да не все сразу прите! Лестница может не выдержать.

“ А я ещё думал, будут выпендриваться”,  - усмехнулся Олег, - Алёна, если хочешь, я сам твой автомат подниму. Оставь.

- Не, Олежка. Я сама.

- Как хочешь. Мне не трудно.

Что-то было в этой женщине, что ему определённо нравилось.

Через две минуты все были на крыше. Внизу остались только две спортивные сумки, впрочем, тяжёлые. Олегу пришлось перетаскивать их по одной.

Один раз он оступился, лестница под ним задрожала, но ступени выдержали.

- Жаль, - сказал  потом Серёга, - лестницу нельзя наверх втащить.

Женщины на него смотрели с удивлением и явным недоверием, и оглядывались по сторонам, искали взглядом ещё кого-нибудь. Однако же помалкивали.

- Девушки, - улыбнулся им Серёга, - меня это…Олежка, представь меня дамам.

- А кого кому сначала представляют? - отозвался Олег.

Он настороженно осматривал окрестности, но кругом были деревья, и по-хорошему проглядывалась только площадь в квадратных плитах перед кинотеатром и несколько домов неподалёку, а так вообще толку от такого ози­рания было не много.

Оставалось только прислушиваться и принюхиваться.

- Словом, Олег - мой друг, и за меня ручается. А зовут меня Серёжа. Или Серёга - как угодно.

- Алёна, Рита, Валя, Лена - проговорил скороговоркой Олег, обведя вокруг девушек указательным пальцем, - прекращайте трепаться. Пока светит солнце, пока нет ветра, пока мы сыты и здоровы, нужно выработать какой-то план действий.

- Но…- начала было Рита.

- Подожди! - перебил её Олег, - для этого нам необходимо сначала рассказать друг другу, кто чего о про­блеме знает. И так уж получилось, что  в общих чертах о ваших, - он посмотрел на девчонок, - и о твоих, Серёга, приключениях я знаю. Но сам ничего такого не видел… И мне в ваших прениях участвовать нужды нет. Так что вы тут пока знакомьтесь, а я сбегаю быстренько до торгового центра, провизией ещё разживусь.

Серёга растерянно посмотрел на него, и хотел видно что-то сказать, но Олег движением руки остановил его.

- Всё будет нормально. Мы сейчас полгорода обошли, всё было тихо. Я думаю, эти животные только но­чью промышляли.

- Какие животные? - Лена сделала круглые глаза.

- Животные? - подала голос Валя, - не крысы, надеюсь?

- Вот Сергей вам всё и расскажет. И…Алёна, дай мне всё-таки твой автомат - попользоваться. Ну, зачем, по большому счёту, девушке АКМ?

                                                                              ***                       

Тишина.

Только отчётливые звуки от собственных шагов и движений, шум лёгкого ветра в удивительно зелёной ли­стве.

Олег, хоть уже давно жил в России, но не уставал удивляться той глубине зелёного цвета, которая летом его окружала.

Этого никто практически кроме него и таких, как он, не замечал.

Все считали само по себе разумеющимся, что трава и листва зелёные - какими же им ещё быть? - но те, кто прожил жизнь в Средней Азии, скажут, что навсегда там свыклись с желтоватой листвой и  с коричневой от пыли и недостатка воды травой. Только очень недолго, весной, можно видеть там какое-то количество зелени.

Но когда от холодов до холодов деревья и трава стоят изумрудно зелеными…

Олег не только удивлялся, но  ещё и - на протяжении всех тех лет, что прожил в  этой “стране Оз” - его не покидало ощущение, что его обманули, и  это всё-таки другая планета.

Или что-то похуже…

А его родную планету они гады пропили.

Или продали…

По сути дела, действительно, давно уже была уничтожена та планета и страна, где Олег родился и вырос. Давно сгнили знамёна, под которыми воевали предки, высохли реки, песками засыпает города, исчезают моря. Орды диких племён разожгли костры там, где ещё недавно  жили знакомые  хорошие люди… умные люди.

Раньше такое только в сказках было.

Спасибо вам, суки, за это!

Оглядываясь по сторонам, Олег двигался через дворы, по короткой дуге к универмагу.

Где-то здесь тоже должны быть следы одной знакомой орды. Всё-таки четыре десятка дяденек. К тому же стреляли … должны быть гильзы.

Универмаг радостно заблестел навстречу стёклами своих окон.

Это был сельский вариант универмага - одноэтажный с двойными, обитыми войлоком дверями, с высо­кими узкими окнами.

Вчера  Олег заходил сюда, и внутри было уютно. Висела  на плечиках одежда, на полках стояли баян и гитара, и магнитофон “Sony”, выставлены были игрушки - страшненькие, но всё-таки; два велосипеда и две на­дувные резиновые лодки, во множестве были разложены самые разные предметы: гантели и расчёски, платки и фо­тоаппараты-мыльницы, головные уборы, носки, зонтики…короче, много всего нужного людям… но  не разбойни­кам.

Всё вчера было разворочено, разграблено, сломано…

Олег сразу понял, войдя, что в магазине он никого не найдёт.

Живого…

Потому что на прилавке  лежал человек. Он лежал на спине, голова его была повёрнута в противоположную от дверей сторону, так что на Олега смотрел стриженый затылок. И что-то в этом было такое, что заставило сразу подумать о давно наступившей смерти – голова была слишком сильно набок...

- Эй! - тихонько позвал Олег, перед тем как подойти осторожно к прилавку.

В свете косых солнечных лучей, ножами пробивавших пыльный полумрак,  это казалось  продолжением неотвязного, кошмарного сна.

Одежда, обувь - всё на парне было изодрано.

Руки изрезаны глубокими ранами.

Олег осторожно нагнулся, чтобы заглянуть в лицо, но тут же отпрянул - огромная рваная рана, от подбо­родка до виска, открывала желтые зубы под отсутствующей щекой, кашу из разорванных сухожилий не мог за­крыть чёрный от крови воротник. Олег понял, что темные пятна вокруг - тоже кровь. Она была всюду: у дверей - на ступенях, ведущих не вверх, как можно было бы подумать, а наоборот вниз, в глубину этого старого магазина, раз­мазанные полосы крови протянулись от входа до того места, где бедняга влез на прилавок, лужа крови ореолом за­пеклась вокруг головы.

Вряд ли парень мог быть ещё жив.

И с такими ранами лучше быть мёртвым.

Олегу было трудно заставить себя обойти прилавок и посмотреть всё-таки, кто же это - трогать бедолагу и поворачивать к себе лицом он не стал бы, даже если бы точно знал, что тот уже ничего не чувствует.

- Если даже он ещё жив, - думал Олег, - то все равно ему конец, стопроцентное попадание инфекции в кровь.

Нужен был врач, медикаменты и стерильность.

И ни хрена из перечисленного Олег не принёс с собой.

- Да, парень, - прохрипел он. Вернее просипел, ибо голос изменил ему.

Пересилив себя, он осторожно дотронулся до головы лежащего и шёпотом взвыл:

- Боже мой! Что же мне с тобой делать?!

Отставив автомат в сторону, он стал расстёгивать на его груди одежду. Приложил к ней ухо, испытывая почему-то смутное чувство отвращения то ли к процессу, то ли к самому себе.

Ему  показалось, что биение всё-таки есть.

Каким чудом?!

Очень неровно и слабо, и как будто оно даже не билось, а судорожно вздрагивало, не желая сдаваться хо­лоду  смерти.

Но с такими ритмами, - подумал Олег, -  ему трудно будет…

Олег ещё раз осмотрел раны у него на шее. - Если не разорвана сонная артерия, то это правда чудо. Надо осмотреть  другие раны, забинтовать.

 Теперь не оставалось никаких сомнений, что это собаки. И большие.

 - Но не кошка, - сказал себе Олег. Он теперь был вынужден все события пропускать через фильтр вероят­ности того, что и ОНА - вернее Он - не  бред, не личная галлюцинация, а действительный объект. К сожалению, те­перь он был  почти уверен, что не бред.

Если собаки были, то и …

Но в данном случае кошка ни причём.

В детстве Олег читал книгу об одном нацисте, вырастившем в концлагере огромного пса. После войны пёс ему очень пригодился, позволяя чисто убирать своих недоброжелателей - увидев пса ночью,  люди умирали от страха.

Большой любитель Конана Дойля был, наверное, тот наци.

Конечно, вряд ли эту кошку мог кто-нибудь просто так вырастить - “Вискаса” бы не хватило…

“Чёрный, чёрный, чёрный кот

    чёрный “Вискас” жрёт и жрёт…”

Олег очень сейчас хотел бы проснуться.

Он поднял с пола автомат, снял его с предохранителя - досланный патрон уже давно следил через ствол за окружающей средой.

- Вот же я все-таки тупой, - пробурчал Олег, - и почему меня-то ещё никто не  загрыз.

Отсутствие собак на улицах можно было объяснить ночным образом жизни оных. Но если они попрятались куда-то в дневное время, то почему бы им не спрятаться в домах или, скажем, в магазинах.

Давно уже пора было внутри всё осмотреть. Олег, тревожно озираясь, вперёд спиной подошёл к входной двери.

Держа автомат наизготовку, он запер на засов внутреннюю дверь. Выйти в тамбур и запереть внешнюю он не решился.

Стараясь ступать бесшумно, он двинулся за прилавок, к дверям, ведущим во внутренние помещения. Убийцы могли быть здесь. И ему не хотелось их выпускать.

На живца…

Когда он вернулся, пацан был мёртв. Сердце уже точно не билось, никакая помощь больше не требовалась.

Олег  аккуратно повернул его голову так, чтобы кверху смотрела не изуродованная часть лица.

Он сдёрнул штору с двери подсобки, подошёл к парню, укрыл его целиком. Но потом передумал, свернул штору и подсунул её ему под голову, потом пошёл, снял с вешалки новое, сиреневого цвета, женское пальто и ук­рыл его им.

Постоял немного, чувствуя, как холодной хваткой за сердце уцепилось чувство вины. Может он и смог бы помочь, если бы сделал что-нибудь сразу.

Хотя что?

Стало холодно. Он пошёл к выходу.

У дверей  оглянулся.

Из под сиреневого воротника пальто были видны только короткие волосы.

Олег не догадался сразу поискать в карманах погибшего документы, но возвращаться  уже больше не хо­тел.

В конце концов, у них, у всех, были ещё шансы умереть здесь безымянными…

Олег вышел наружу, тихо  закрывая за собой двери.

Пустынная улица ни одним движением не отреагировала на его появление.

Оказавшись, наконец, за дверями универмага, ставшего склепом,  Олег в раздумье оглядел те три пути, что перед ним лежали. Магазин стоял  на Т - образном перекрёстке, и предполагалось именно три направления, в кото­рых можно было следовать от его дверей.

Та дорога, что вела прямо - вела назад к кинотеатру. Та, что направо  - к находящемуся неподалёку отделе­нию милиции. Налево - шла к вокзалу.

Короче, налево поедешь - коня потеряешь, направо поедешь - жизнь потеряешь, прямо поедешь - женату быть.

А если серьёзно, то либо вернуться, либо самому продолжать обследовать город.

Олег решил отправиться к вокзалу. Интуиция подсказывала, а здравый смысл ей поддакивал, что там он вполне может кого-нибудь найти.

Только вот единственно он не мог теперь гарантировать, что найдёт хоть кого-нибудь живым…

Продвигаясь по улице, он то и дело оглядывался.

Теперь он видел, как много здесь стреляных гильз.

Олег теоретически знал, что автомат предназначен для того, чтобы  из него стрелять, но впервые в жизни сознательно намеревался приступить к  этому практически. До этого дня он стрелял из калашникова только два раза, и оба раза по принуждению: в школе - на НВП, и в учебке - на флоте;  и он не мог сказать, что ему понрави­лось. Его отношение к  оружию было очень сложное. Если отставить в сторону стрельбу, то он очень спокойно от­носился к автоматам  - как  к любому другому предмету. С автоматом он на флоте дневал и ночевал.

Но стрельба меняла всё.

Мощь оружия не укладывалась в сознание. Олег мог поклясться, что чувствовал, как во время стрельбы ав­томат превращается во что-то почти живое.

Стреляющий калашников - это вторая производная от самой смерти.

Оба раза Олег обжёг при стрельбе левую руку, а  от гильз, летящих из автомата соседа, досталось левой щеке. Впоследствии Олег всячески уклонялся от походов на стрельбища, которые затевались минимум раз в год. Так до конца службы ни разу больше и не стрелял…

Метрах в пятидесяти впереди по улице начинались заросли довольно густого кустарника, которые отделяли тротуар от проезжей части. Перед Олегом, который старался ступать как можно тише, и двигался, прижимаясь к стенам домов, встал вопрос - идти по тротуару, тогда он был бы ещё незаметней, или же  двигаться по середине до­роги, весь на виду, имея зато больший обзор и сектор обстрела.

Поколебавшись, выбрал второе - ведь скорее всего ему придётся иметь дело с животными, а не с людьми.

Дойдя до небольшой площади перед вокзалом, он открыто на неё вышел. Отсюда открывался вид на зда­ние с наиболее выгодной - парадной, так сказать, стороны. Вокзал был одноэтажный, без ступенек, без колонн. По­середине дверь, и даже без козырька. Несколько окон и, кажется, все выбиты. Площадь перед зданием - голый плац, обрамлённый с трёх сторон густым кустарником. Справа и слева симметрично по две     парковые  скамейки. Олег дошёл почти до середины площадки, когда из здания вокзала по нему открыли огонь.

Засадили сразу длиннющую очередь. Так что первые пули, срикошетив от асфальта, действительно взре­вели рядом с ним, но остальные ушли далеко вверх, беспощадно разрывая сзади листву деревьев.

Олег плашмя свалился на землю.

- Вашу мать! - заорал он, - Суки!

Очередь захлебнулась, и он на карачках, разбивая в кровь руки об асфальт и волочащийся автомат, пом­чался вперёд и влево, где неподалёку лежала прямоугольная бетонная тумба-флагшток, закрашенная извёсткой, без единого, правда, флага. Рухнул за неё, вжался в её беленный бок.

- Вы что там охренели?! - закричал, что было силы. Тумба по-матерински прикрыла его от всех бед своей полуметровой бетонной надёжностью.

- Партизаны, ети вашу, - добавил Олег, уже скорее для себя, вполголоса. Он подумал,  а не шарахнуть ли в ответ очередь, чтобы образумились. Но так и не решился.

- Эй, ну вы что там?! Своих не узнаёте?! - выкрикнул он снова.

- Олег! - донёсся до него через какое-то время сиплый  сдавленный голос, - ты, что ли?

- Я что ли! - выкрикнул Олег, стараясь, чтобы голос не выдал того уровня адреналина, который его в этот момент тряс. Он не узнал, кто там и высовываться не стал.

Обладатель сиплого голоса закашлялся, выругался, потом сказал, опять обращаясь к Олегу:

- Давай сюда…не бойся, шарохать больше не будем…- опять раздался кашель, - не признали тебя сразу.

Олег помедлил с десяток секунд, но какого хрена - со стоном: “Ой, бля!” - поднялся на ноги.

Ноги едва слушались и дрожали.

- Хорошо хоть насовсем не зашарохали, - пробурчал он.

Из одного оконного проёма на него смотрел серый от пыли Андрей.

Олег подошёл и сказал почти спокойно:

- Здравствуйте.

- Привет, - отозвался тот.

”Выглядит, хреново, - отметил про себя Олег. Андрей держал руку на шее и, морщась, сглатывал слюну.

- Что ангина? - посочувствовал Олег, как-то даже забыв, что первым делом хотел  выматерить товарища как следует.

Андрей ничего не ответил, только махнул рукой. Олег подумал, что ему, наверное, трудно разговаривать.

В проёме окна появился вдруг Феликс. Если он и выглядел лучше Андрея, то не намного.

- Здоров! - сказал он, - заходи, я тебе дверь открою.

Олег кивнул и, озираясь по сторонам, двинул вправо, к закрытым, двустворчатым дверям.

И стал терпеливо ждать, стоя к ним спиной, пока откроются.

День был по-прежнему солнечный, но воздух стал свежее, поднялся небольшой ветерок, и Олег ощутил ка­кой-то тяжёлый запах, волнами достигавший его вместе с движением воздуха. - Как будто лежалый войлок, гнилая шерсть - и очень хреновые ассоциации в связи с этим. На ассоциации вообще нынче ему что-то не везёт.

- Давай! - отворилась, наконец, дверь, и Феликс приглашающе мотнул головой.

Олег прошёл внутрь.

Сначала был предбанник, потом небольшой зал, кассы, справа коридором проход в один зал ожидания, слева -  арочный вход в другой зал.

- Ничего себе! - охнул Олег, заглянув влево.

Всё, что можно было здесь размолотить, было вдребезги размолочено: стёкла, штукатурка, щепки, ломаный пластик с кресел, стреляные гильзы усеяли, зияющий чёрными язвами битых квадратов, кафельный пол, большинство окон было беспорядочно завалено баррикадами из мебели.

- Заходи, - Феликс на правах хозяина прошёл вперёд. Олег, продолжая тревожно озираться, пошёл за ним.

- Ничего вы тут повоевали!

Слева у окна, на красном пожарном ящике сидел, тяжело привалившись к стене, Лёха. Из глубины на­встречу Олегу вышел Андрей, остановившись в двух шагах.

- Жив, слава Богу, - Лёха встал, подошёл к Олегу и обнял его.

Олег несколько облегчённо вздохнул.

Он мог ожидать какого угодно приёма, но раз так, то  ладно…

Потом он всмотрелся в лица.

Хмурая отрешённость и отчаяние – что-то скорее такое читалось на них.

Олег не решался первым с кем-нибудь заговорить.

Рядом с Феликсом не было Жени. Олег был почти уверен, что знает, где он.

Через пустые оконные проёмы выдохнул и вдохнул сквозняком ветер. Войлочная вонь стала ощутимей. Заполняя уголки лобных пазух и евстахиевых труб, она раздирала нервы нестерпимой паникой.

“это только сон. кошмарный сон”

            - Это от этих тварей так воняет, - сказал Андрей, - гниют…Хотя не так уж  и жарко.

Олег почувствовал, как в его горле что-то судорожно сжалось, он с трудом сглотнул.

Ветер поднял известковую пыль, заставив битые кирпичи дымиться белым. Феликс подошёл к окну, высу­нулся из него почти по пояс, повертел головой, как от боли морщась, влез обратно и, слегка расшвыряв ногой му­сор,  уселся прямо на пол.

Лёха сказал:

- Мы их тут с десяток положили, они там снаружи.

Олег посмотрел вслед за ним вправо.

 - Некоторые и сюда бросились, - продолжал он, - только мы их и здесь перехлопали… А потом повыбра­сывали в окно…

- Но все равно дышать нечем, - произнёс Феликс.

- Ага.

Олегу хотелось, в общем-то, пойти посмотреть, что это за твари, но он почему-то не решался. Он чувство­вал, что такое любопытство может в данный момент показаться кому-нибудь оскорбительным  – они воевали всю ночь, а он даже не знает толком  с кем.

- Хорошо, что хоть ты живой, - потирая рукой горло, сказал Андрей, - мы ведь много кого потеряли. Зна­ешь?

Олег покачал головой:

- Я одного только нашего видел.

На какое-то время в воздухе повисло молчание.

- Порвали?

- Да. Горло и…руки.

- А кто?

- Не знаю.

Все трое взглянули на Олега, вздохнули, потом опустили глаза.

- У нас здесь трое лежат, - Андрей кивнул в сторону прохода в другой зал, - Женя там… На окнах ре­шётки. В общем, и нам можно спрятаться, только…короче ладно, потом видно будет. Может домой их всё-таки от­правим.

Тем самым догадки Олега относительно Жени подтвердились. Он переборол себя, повернулся и пошёл к окну, чтобы увидеть убитых собак.

                                                              ***

Когда Олег ушёл, Сергей почувствовал серьёзную растерянность. Потому что не знал, как себя вести и что девушкам сказать. Он  боялся их вопросов, но и не представлял, что им наврать, чтобы не выглядеть совсем уж убого. Вспомнив, что улыбка – понятие растяжимое, он попытался спрятать своё смущение под эту универсальную маску.

Улыбнувшись во весь рот, он спросил:

- Девчонки, а вы местные?

Ответила та, что выглядела старше:

- Нет, мы гостили здесь. А ты откуда?

- Из Питера. Мы все из Питера приехали. Вчера… кажется.

- Почему кажется?

Серёга наморщил лоб, поводил бровями. Хотел в ответ придумать какую-нибудь шутку, но неожиданно для себя просто пожал плечами и ответил:

- Вчера… Это я так.

Девушки молчали, ждали, наверное, когда он начнёт рассказывать о своих приключениях. Сергей вздох­нул, оглянулся в ту сторону, куда ушёл Олег, но начинать первым не хотелось.

- Так как вас, извините, все-таки зовут. Я не успел запомнить. Как говориться, пользуясь случаем…

Девушки с чувством и расстановкой представились.  Сергей заметил, что он им в целом понравился.

Он улыбнулся им ещё шире, и на краткий миг у него поднялось настроение. -  Девушки, что бы ни случи­лось, не могут слишком долго не думать о самом для себя важном – о замужестве. Ну, может за редким исключе­нием. Поэтому все мужчины, попадающие в пределы досягаемости их органов чувств, в первую очередь оценива­ются на этот предмет.

Он пока нормально оценивался у всех четырёх.

Потом они рассказали ему что знали. Он тоже немного о себе поведал, не заостряя особенно внимания на странностях минувшего дня. А ночные свои приключения он  обставил, как мог красиво, жалея только о том, что нельзя о них умолчать вовсе. 

Он устал стоять и, сделав женщинам приглашающий жест, уселся на крышку одной из многочисленных вентиляционных труб, тёплых от солнца.

                                                                              ***

Потом Сергей думал о том, как ему не везёт в жизни. Сначала не везло в школе, потом в институте, туда-сюда  было в армии, и вовсе  дело дрянь - теперь.

В школе его унижали, из института выперли. И если на флоте с ним не произошло ничего страшного, то это лишь заслуга его полуидиотского дружелюбия. Хотя если вспомнить, то даже сам по себе факт, что он оказался на службе, был звеном в цепи  жизненных неудач. Потому что там он очутился благодаря отчислению из института. И прослужил все три года, хотя по «амнистии» для студентов, в 1989 году, мог бы уволиться на год раньше.

Как и все люди, он не оглядывался на других. Не задумывался, жалея себя, пожалеть и тех, кто оказался в трудную минуту с ним рядом. Сегодня он не думал, что сорок человек  кроме него оказались здесь, как должное принял факт появления ещё четырёх женщин, с трудом давалось сочувствие к тем бедолагам, что жили в этих мес­тах раньше. Он мог бы об этом поговорить, но… боялся ли он за них? дрожала ли его шкура за Олега, к примеру? было ли ему больно за капитана?

Ему всегда не везло. Ему одному. У всех была цель, были средства к достижению цели, они понимали и зачем, и как.  Но Сергей был в обозе. Причём даже не ехал, а плёлся за чьей-то телегой.

Иногда он тоже совершал какие-то поступки, и некоторые из них давали повод горделиво оглянуться на прошлое.  Но пуще всего он не хотел, чтобы какие-то новые обстоятельства вынуждали  бы совершать их вновь. Он не любил приключений, не любил даже приключенческих фильмов и  художественных описаний этого жанра. Только когда ему попадались документальные хроники реальных событий, например, Конкисты или походов Чингисхана, он поражался этому добровольному людскому безрассудству. Ни одно приключение в жизни Сергея не произошло по воле самого Сергея. Судьба бросала его в драки, и он старался держать лицо, но  никогда сам никуда не лез.

Сегодня по причине плохого самочувствия,  он никак не мог настроиться на неприятности. Не смотря на то, что было страшно, тем не менее, не хотелось верить, что они уже начались, и что пора приниматься за какое-то дело, как-то спа­саться и главное в глазах других не выглядеть трусом, что было непосредственным и главным его жизненным дви­гателем.

Он понимал, что не совсем уже хорошо поступил, отправив Олега одного, но похмельный синдром в соче­тании со стрессом вырвали из него, казалось, саму жизненную силу, он чувствовал ужасную слабость.

 Что-то в нём знало, что всё плохо. Если это и не было знание, то это точно можно было назвать пред­чувствием.

Сергей смотрел вдаль, сидя на тёплом железном колпаке, плоско прикрывавшем от небесных осадков одну из многочисленных вентиляционных труб, выведенных на крышу. Крыша была залита чем-то напоминающем би­тум, поэтому была слегка липкой от тепла прямых солнечных лучей. От неё исходил смоляной запах, впрочем, не очень сильный.

Девушки тоже расположились на таких же колпаках. Беседа быстро угасла. Частично по причине общей нервозности, частично от дискомфорта, который создавало неудачное расположение вентиляционных труб. Собе­седники находились на расстоянии не менее трёх-четырёх метров друг от друга, к тому же - в ряд. Все они чувство­вали себя утомлёнными, поэтому не рассесться кто–где просто не могли.

Больше всего угнетала та неопределённость, в какой они оказались то ли по воле судьбы, то ли по соб­ственной глупости.

Девушки тоже погрузились каждая в свои  лич­ные размышления.

Глядя на окружающее их зелёное море, кое-где только прорезаемое остовами редких высоких крыш, при­слушиваясь к шелесту тихого прохладного ветра, девчонки одна за другой погружались в то тяжёлое дремотное состоя­ние, когда вроде и спишь, и бодрствуешь, но решительно не адекватно всё воспринимаешь. Сказывалась усталость и  предыдущая бессонная ночь.

Сергей долго таращился на горизонт, на единственный, не считая площади непосредственно перед киноте­атром, открытый глазу участок местности, который не закрывали деревья. Это был невысокий пологий холм, до­вольно далеко, учитывая высоту кинотеатра как точки наблюдения. Холм был однотонно и ровно покрыт светло-изумрудной растительностью, из чего Сергей, насквозь городской, но бывавший таки по детству в деревне, сделал вывод, что на том холме, за ним, а может и перед ним…короче, там поля. А травка такого цвета – он её в дет­стве видел – то ли люцерна, то ли клевер. Одно точно – трава кормовая.

«Кормовая – значит есть скотина…»

Продолжение этой мысли расплылось в нарастающем мареве дремоты.

Но сквозь полузакрытые веки он всё равно смотрел время от времени на залитую солнцем зелень листвы, на далёкий холм, на синее небо. Такой мирный и красочный вид. Здесь жить бы и жить. Так хорошо.

Во сне он увидел кошку. Она медленно и грациозно поднялась на изумрудный холм, села, высоко держа голову и глядя куда-то вдаль, в противоположную от Сергея сторону, потом сладко потянулась и неожиданно огля­нулась назад, на Сергея. И пусть издалека, но она, казалось, смотрела именно на него, прямо в глаза. Холодный ветер подул с той стороны – или это прилетел страх?! –  Сергею стало зябко, и он не хотел больше её видеть. Он загородился от неё руками и попытался отодвинуться куда-нибудь, спрятаться. И в тот момент сва­лился с трубы, на которой сидел.

В последний момент, падая, он попытался, уже проснувшись, перевернуться, чтобы погасить руками удар, но не успел, а только больно зашиб правый локоть, при этом все-таки ещё  сильно приложившись затылком и спи­ной.

- Ой, блядь, - промычал он сначала тихонько, пытаясь встать. - Блл–ядь! – всё же рявкнул, опёршись случайно на ушибленный  локоть.

Он лёг на спину. Оглаживал больные места и какое-то ещё время продолжал обкладывать белый свет ме­тафорами.

В это время издалека, со стороны вокзала пробарабанила автоматная очередь, приглушённая расстоянием и встречным ветром. Сергей замолчал, прислушиваясь. Но более никаких звуков не услышал.

Его окружили обеспокоенные девушки.

- Ты чего, Сергей? – заглядывала в его глаза то одна, то другая, - ты слышал?

- Тебе больно?

- Ты можешь встать?

- Что это было?

Ему стало немного стыдно за свой мат.

- Всё нормально, всё нормально. Рождённый ползать упасть не может. Всё нормально.

Поднявшись на ноги, он первым делом огляделся в поисках оружия. Автомат стоял рядом, прислонённый к трубе, где он его и оставил. Сергей поднял его и повесил  на шею через плечо. Взглянув исподлобья на окружив­ших его девчонок, он ещё раз их заверил, что им не о чем беспокоиться. Потом почувствовал, что стало действи­тельно немного холодно. Ветерок был не сильный, но какой-то пронизывающий.

- Там кто-то стрелял, - сказала Рита.

- Олег, наверное…

Его свитер лежал у бетонного ограждения крыши, за спиной у Вали с Леной и как раз в той стороне, откуда на него во сне смотрела кошка. Сергей подошёл, снял опять автомат, положил его рядом, стал надевать свитер. Ко­гда просунул голову в высокий, с широким горлом воротник, заметил, что тот изумрудно-зелёный холм стал, ока­зывается, наполовину рыжим. Затем оправил свитер, поднял и повесил на шею автомат – почудилось, что холм стал ещё рыжее.

- Смотрите, смотрите! Это что?!.. Вы видите?!

- Куда ты смотришь? – спросила Валя.

- Вон, на тот холм. Там что-то движется.

- Где?

- Смотрите, холм постепенно становится рыжим. Видите.

- Ну, и что?

Алёнка и Рита тоже подошли. Какое-то время  все они молча вглядывались вдаль.

- А почему это происходит? – подала голос Алёна.

- Хотел бы я знать.

Рыжее наступление на холм вдруг прекратилось, потом разделилось на два рукава и потекло дальше. Теперь стало понятно, что они не просто наблюдают мимикрию отдельно стоящего холма, а там действительно что-то приближается к городу

- Что это? Саранча? – шёпотом спросила Рита.

- Почему, саранча? Ничего себе! Саранча,  - сказала Алёнка.

- Сколько же их тогда, - произнесла Лена.

Сергей недоверчиво посмотрел на Риту:

- Почему? С чего ты взяла? Может это что-нибудь другое.

- Ой, мамочки, мне страшно, - пропищала Лена.

Рита ответила почему-то опять шёпотом:

- Саранча часто летает такими тучами, иногда они бывают очень большими, высотой - десятки метров.

Сергей  сипло спросил:

- Кто десятки метров – саранча?

- Тучи саранчи. Их миллионы, понимаешь?

Они все замолчали, всматриваясь вдаль.

- Так что мы стоим? – пассивно произнёс Сергей, - нам тогда удирать надо. Ведь не зря же всех жителей отсюда выселили… Только вот нас сюда зачем прислали. Надо было пожарни­ков, что ли. И менты куда делись? Там  тогда ямы копать надо было.

- Траншеи, - горячо поправила Рита, - Копают траншеи, заливают водой. И огнём ещё отсекают…

- Вот и я говорю, - он пожал плечами, - а может нас действительно, на переподго­товку хотели. А просто вышло так…

- Какая переподготовка?! Не знаю я ничего, и знать не хочу, - взорвалась она, - Ты мужчина, ты должен решить, что дальше нам делать. Придумай что-нибудь.

- А что придумывать. Они что, ядовитые?

- Откуда я знаю, - её личико перекосила гримаса. Она неожиданно оказалась на грани истерики, тогда как другие девчонки были с виду лишь немного встревоженными.

- Рита, Рита! Успокойся! Пожалуйста, - запричитали они.

- Что ты, Рита, сейчас что-нибудь придумаем, - залопотал поспешно Серёга, хотя точно не имел представ­ления, чего бы он мог придумать.  Главное, он не знал, в каком именно направлении думать. Он смотрел на далё­кий холм, прикидывая его возможную площадь. Тот порыжел окончательно, и Серёга мог поклясться, что действи­тельно видит некое волнообразное движение на его поверхности. Что бы это ни было, вернее из каких существ бы не состояло это море,  оно было весьма полноводным. В голове очнулась вдруг ненормальная мысль, что та огром­ная сюрреальная чёрная кошка действительно была на этом холме, а не приснилась ему. Это не возможно, но ведь именно в ту сторону она сначала направлялась, откуда появилась теперь эта рыжая волна. Она как будто пришла их позвать. Поторопить. А потом увидела, как эти рыжие тараканы приближаются, и сразу успокоилась, начала потяги­ваться.

« Только этого нам  не хватало, - у Сергея заломило внизу от желания пописать, - а здесь ещё и эти со­баки. Кстати, какого они были цвета?»

Он отставил эти мысли, потому что просто не хотел додумывать.

- Девушки! – спокойно сказал он, хоть в заднице щемило от страха, - Давайте найдем для вас какое-нибудь убежище. Например, какой-нибудь крепкий дом с целыми окнами или лучше со ставнями. А я пойду, по быстрому отыщу Олега. Полагаю, у нас не так  много времени. Эти твари довольно быстро движутся.

Про свои кошачьи и собачьи сомнения он решил умолчать.

- А нас спасут, Серёжа? – всхлипывая без удержу, пропищала Рита.

« А с виду такая самоуверенная была баба», - подумал Серёга.

- Спасут, обязательно спасут, - сказал он твёрдым голосом, хотя, конечно, был твёрдо уверен, что спасать им придётся себя самим. - Не бойтесь, девчонки, всё обязательно будет хорошо. Подумаешь саранча. Пересидим!

Он поспешно стал их экипировать, заставил собрать все раскиданные ими по крыше вещи, схватил сумку с провизией и с автоматом  под мышкой зашагал к лестнице. Другую сумку взяли Валя и Рита. Второй автомат подобрала Алёна. Валя свой пистолет для чего-то отдала Лене. Та схватила его трепетно обеими руками. - Видно было, что ей впервой держать в руках пушку – она смотрела на него с таким ужасом, что шла, забывая смотреть себе под ноги. С таким вниманием пистолет Ма­карова вряд ли когда-нибудь раньше встречался.

Сергей остановился, поставил сумку, подозвал её и попросил у неё оружие. Она с видимым облегчением отдала пистолет. Сергей, чуть заметно вздохнув, проверил предохранитель, всё-таки пощёлкал им на всякий слу­чай: не разболтался ли. Потом подумал и засунул пистолет в карман брюк. Правда, потом опять подумал и решил таки отдать его назад Лене. И даже дослал патрон в патронник:

-  На предохранителе, - сказал он ей, -  не сработает. Будет нужда – вот эту собачку вниз щёлкнешь. На!

- Может не надо?

- Давай бери. Мало ли что. И ты Алёна тоже… соберись немного. Автомат заряди, но пусть пока на предо­хранителе стоит. Поняла?

Алёнка кивнула.

Сергей посмотрел на неё внимательно, но ничего более не сказав, подхватил сумку и пошёл по лестнице вниз.

Он не знал, правильно ли они делают, что покидают такую безопасную вроде бы позицию, но если к го­роду приближается, действительно, саранча, то на крыше им пришлось бы несладко – кузнечики летать умеют.

И, кажется, жалят.

А, может, и нет.

Вообще-то, Сергея толкнула на бегство одна мысль, с которой он теперь как ни старался, не мог расстаться:

Апокалипсис -  «Откровения Иоанна Богослова»,  саранча…

Там было сказано, что живые будут завидовать мёртвым. Сергей когда-то раза три прочитал эту часть библии, пытался разобраться, но единственное, что запомнил – начнётся всё с саранчи.

Сегодня он очень надеялся, что это ерунда, но душа трепетала.

« Может мы потому и дозвониться ни до кого не смогли вчера, что они всех уже сожрали… Мир  сгнил. И мы последние».

Свои апокалипсические настроения он опять же скрыл. Не хватало, чтобы бабы его сумасшедшим сочли, или хуже – пристрелили. Можно было бы у них, конечно, ружья поотбирать. Только он боялся, что один со страшным судом не справиться.

Он в целом уже чувствовал себя гораздо лучше. Необходимость держать перед девицами лицо буквально поставила его на ноги. Он опять ощутил себя солдатом. Как Штирлиц, блин, в этой… в « Экспансии». Есть перед кем выпендриваться – уже герой, есть порох в пороховницах.

Спустившись вниз, он прикинул, куда бы им пойти. Чтобы ставни покрепче. Кинотеатр сразу отпадал: огромные окна, открытые фрамуги, вентиляция – лучше было найти что-нибудь другое.

- Девушки,  пойдёмте в милицию, то есть в здание милиции, - предложил он, – нормальное решение, честно вам говорю. Мы оттуда автоматы вынесли. Решётки на окнах – то, что нужно. И патронов там осталось... Хотя нахрена нам…

- А это далеко, - спросила Валя и облизала пересохшие губы.

- Тут рядом сравнительно. Пойдёмте быстрее. И Олега там покричим. Он, в принципе, оттуда где-то стрелял.

«Какого дьявола он там стрелял!»

Олег сказал им, что пошёл за продовольствием, но ближайшие продовольственные магазины были справа от кинотеатра. Олег же ушёл влево, в ту сторону, куда ночью подались их друзья. Это он девчонкам просто так про припасы наплёл, чтобы меньше беспокоились.

ТОЛЬКО БЫ НЕ ЭТИ СОБАКИ.

В кого ты там стрелял?

                                                                              ***

- А что? Клыки, как клыки. Чего в только в жизни не увидишь. Это ещё не самое страшное. Я вот раз видал корову – она как собака лаяла.

- Ты, наверное, в кино её видал – я помню - что-то там про Петровича…

- Да нет! Правда видал –  в Белоруссии, в командировке. Мне её специально показывали. Я думал стебуться …

- Ладно, хрен с твоей коровой. Я лично жрать хочу.

И было похоже, что Лёха действительно хочет жрать. Тогда как у Олега, хотя он и не ел уже пол дня, никаких гастрономических позывов не ощущалось. Он чувствовал голод, когда бродил с женщинами, но после всего увиденного… Аппетит пропал.

Андрея тоже не вдохновило.

Но Феликс отнёсся положительно,

В результате за жратвой пошли все, кроме самого Лёхи.

- Не, пацаны, вы идите. Там в вагоне, конечно, должно что-нибудь остаться, но я лучше тут подежурю.  Ошибки не надо повторять.

- Какие ошибки? – спросил  его Феликс.

- Вчерашние…какие.

На этом Лёха ушёл к дальнему окну.

Феликс какое-то время постоял, щурясь на его удаляющуюся спину,  потом отвернулся и, скорее выдохнул, чем сказал:

- Умник.

- Ладно, пошли, - сказал Андрей, - там действительно в вагоне полно консервов. Хочешь, не хочешь, а забрать оттуда их надо. А может вообще лучше туда переехать.

- Пошли.

Олег двинулся за ними.

Воздух потеплел и был так напитан  запахами - трав, цветов, деревьев, что присущий вокзалу запах мазута тонул в них. Но запах разложения, к сожалению, никуда не исчез, хотя и не казался уже таким сильным, как поначалу.

Олег попытался обрисовать про себя сложившуюся ситуацию. Ничего утешительного. На заброшенной людьми  железнодорожной станции торчит вагон, рядом слоняется группка полуобезумевших красных бойцов. Пока что враг побеждён, но враг почти победил. Их было сорок, осталось пятеро. Приблизительное соотношение: один к четырём. Если оно в последующем не измениться, то завтрашний рассвет увидит, лишь может, один из них. А, скорее всего, никто. Уже сейчас они ощущают недостаток ярости и патронов. Олег чувствовал, как ребята устали, износились за одну ночь. Собаки, по их словам, нападали молча. Даже разрывая кого-то на части, они только глухо рычали, как будто даже хрипели. На обычных собак они были похожи так же, как росомаха на коалу.  Лохматая рыжая шерсть, два толстых бивня, торчащие прямо вперёд и поднимавшие вверх их брыли. Постоянный оскал приводил в ужас. Правда, клыки оказались намного короче, чем показалось Серёге: вперёд они выдавались сантиметра на три-четыре, но тем не менее были толстыми и достаточно крепкими, если как рассказали ребята, псы ими пользовались как таранами, сбивая с ног.

Мёртвые и гниющие на солнце, псы были до судорог страшны, от вида живых таких существ можно было бы при обычных обстоятельствах, наверное, упасть в обморок. Ничего удивительного, что при такой мерзкой внешности, собаки имели дурной характер.

Мысль, что, возможно, уже через несколько часов ему предстоит каким-то образом драться с ними, бросала Олега в холодный пот.

Консервов оказалось очень много – за два дня пути большинство едва успело домашние припасы добить, за сухпай даже не принимались.

- Пацаны, - Андрей посмотрел в глаза сначала Феликсу, потом Олегу, - давайте заберём сейчас Лёху, возьмём все эти консервы – они практически не портятся, поэтому взять надо – и пойдём ко вчерашней мусорской за патронами. А потом, я думаю, надо ближе к вечеру забраться куда-нибудь повыше.

- Твои тётки на крыше нас уже наверное, заждались, - как-то мёртво усмехнулся Феликс.

- Ты как? – спросил Андрей Олега.

- Нормально. Давай.

- Ну, тогда поехали.

Через пятнадцать минут план действий был изложен Лёхе.

- Да чего мы будем всю эту херню за собой таскать, - оскалился на них тот, держась почему-то за сердце, - пусть вон Олежкины тётки продукты таскают… Патроны, конечно, нужны! Но консервы таскать… не царское это дело!

- Не, я не против, - с готовностью поддержал Олег, чувство вины никак не хотело покинуть его, - всё нормально, идите за патронами. Эти два рюкзака я сам допру. Потом вас догоню… Серёгу успокою, девчонок. Они же волнуются – стрельбу-то слышали.

- Лучше бы нам всё-таки не расходиться, - помрачнел ещё больше Андрей, голос его стал совсем сиплым, резал слух.

Алексей вздохнул и, криво улыбнувшись, спросил:

- Что? Дурные предчувствия?

- Заткнись, а?

С минуту они все молчали, что-то поправляли на себе, дёргали автоматы, харкали на пол.

Нарушил молчание Феликс.

- Пацаны, - глухо пробасил он, - давайте вперёд. Только я дверь чем-нибудь привалю.

Он кивнул в сторону второго зала.

- Чтобы эти твари до… - он сглотнул, - до ребят не добрались.

- Помочь тебе? – спросил Андрей.

Лёха почему-то демонстративно отвернулся. Олег с тревогой посмотрел на него, не понимая из-за чего конфликт.

- Не надо ничего. Я сам. Идите.

                                                                              ***

Оглядываясь по сторонам, они дошли до универмага. Всё было тихо, солнце тихонько катилось к западу. Удлинившиеся тени показывали, что уже не меньше четырёх часов. Но беспокоиться о наступлении ночи ещё было рано – дневных проблем тоже было черезчур много.

- Оставайтесь здесь, - скомандовал Сергей, - по сторонам смотрите. Ты туда, а ты сюда. В оба глядите, я внутрь загляну.

Он открыл дверь универмага, прошёл в тамбур, оглянувшись на девчонок, приоткрыл внутреннюю дверь. Засунул туда нос и сразу увидел накрытого с головой человека на прилавке.

- Олег?

Он прошёл внутрь, пружина затворила дверь за ним. Он снял автомат с предохранителя и медленно спус­тился по ступенькам.

- Эй, слышь, - тихонько позвал он. – Живой?

Сиреневое пальто не пошевелилось.

Серёга осторожно подошёл и легонько потолкал лежащего. И уже догадавшись о самом страшном, почув­ствовав от ужаса ноющую боль где-то в желудке, он приподнял пальто со стороны воротника, судорожно сглот­нул и снова положил всё аккуратно на место.

Он узнал его.

Славный был малый. Пришёл на вокзал вместе с двумя девчонками, с обоими целовался. И улыбался хорошо…

Стараясь не стучать обувью и пятясь, Сергей пошёл назад. Тщательно затворил за собой дверь.

- Не девчонки, нету его здесь. Пойдёмте, может он правда около милиции, - сказал он девушкам как мог бодро.

- А может покричим, - неуверенно предложила Алёна, - может он где-нибудь рядом.

На Серёге не было лица, но девушки старательно этого не замечали.

- Ну, ладно, - с готовностью согласился  Сергей, - можно и покричать. Пойдёмте только потихоньку, покричим по дороге.

Девушки неожиданно согласились и рванули вверх по дороге, торопливо перебирая ногами и ежесекундно оглядываясь, не отстал ли Сергей. Отойдя только метров на двадцать, решились, наконец, сбавить темп. Сергей подумал, что у баб точно есть шестое чувство – сразу поняли, что лучше ни о чём не спрашивать, пока чего-нибудь лишнего  не поведали.

Он сплюнул, остановился. Повернувшись назад, поставил на  землю свою сумку, которая давно оттянула все руки. Девушки это не сразу заметили.

Но, заметив, встали тоже.

- Сергей, - позвала Валя.

- Я сейчас, - не оглядываясь, сказал Сергей.

Он неторопливо снял с шеи автомат, передвинул рычаг предохранителя на одиночный и неожиданно вы­стрелил вверх. У девиц подогнулись ноги.

Сергей несколько секунд стоял задрав кверху голову, после чего передвинул флажок на автоматический и, уперев приклад в ремень, всадил  вдогонку недлинную очередь.

В омертвелой тишине пустого города выстрелы прозвучали предупреждающим набатом.

- Ничего,  - прошептал Серёга, - Бог даст, все там будем. А так может отзовётся кто…

Он оглянулся через плечо на оторопевших женщин. Те в ступоре жались друг к другу.

Почувствовав, как на него накатывается жалость к ним, каждой в отдельности и ко всем вместе, Сергею вдруг захотелось обнять их, прикрыть. Никто и никогда ещё в его жизни не нуждался  всерьёз в его защите и по­мощи. Впервые он увидел, как от него действительно ждут мужских поступков, что в него верят и надеются на него. На него одного. И он почувствовал, что сможет, одолеет, выведет. Присутствие поблизости всамделишной смерти, отрезвило его, мобилизовало, придало, как ни странно, сил. Нельзя было бы сказать, что страх  просто пропал, он наоборот сконденсировался. Но как будто стёк в одно место и теперь засел тугим болезнен­ным узлом внизу живота, сделав его непробиваемо твёрдым. Казалось, что в этом месте появился новый мозг, бы­стрый и реактивный, взявший на себя командование всеми силовыми средствами тела.

Как под действием высокого давления из графита получается алмаз, так перед жестокой угрозой страх превратился в ярость.

Которой, правда, ещё не было применения.

- Девчонки, не бойтесь, - уверенно сказал он, - мы выберемся.

Со стороны вокзала раздался ответный выстрел. Калашников ни с чем нельзя перепутать, Сергей подумал, что это наверняка Олег. Надо ещё было успеть найти его и предупредить об приближающейся опасности. Сейчас почему-то уже не верилось в вероятность того, что выжил кто-то ещё. Все были слишком пьяны, чтобы противостоять ночному нападению.

Он подхватил свою сумку, забросив её на плечо.

Посмотрев девчонкам под ноги, только теперь увидел, что вокруг тут и там валяются стреляные гильзы. Сергей был почти уверен, что к городу приближается не саранча.

- Только у нас уже, наверно, нет времени никуда идти, - строго сказал девушкам, - но сейчас мы находимся на окраине, у нас есть все шансы где-нибудь отсидеться, пока эти полчища… саранчи, или не знаю чего там, пройдут мимо. Они уже наверняка подходят к городу…  Я предлагаю засесть в любом из этих домов.

Он мотнул головой, указывая на стоящие вдоль улицы двухэтажные домики.

- Закроем все окна, завалим двери,  как-нибудь отобьёмся.

Девчонки окончательно ошалев от выстрелов и металлических ноток в его голосе, беспрекословно опять согласились.

Они выбрали кирпичный четырехквартирный двухэтажный дом с покатой крышей. Его грязнокоричневые стены с обвалившейся  штукатуркой  вплотную подпирались двумя другими домами. Все три дома были почти одинаковой высоты. Сергей подумал о том, что можно будет при необходимости перебраться с крыши одного дома на другой. Следовало немедленно войти внутрь и забаррикадировать дверь и окна. Впрочем, окна находились на до­вольно большой высоте над землёй – больше человеческого роста. Следовательно, в первую очередь нужно было заняться входной дверью. Чёрный ход в доме отсутствовал.

                                               ***

Олег брёл между домами, срезая путь. Тяжесть двух набитых кашей, перловой и гречневой, рюкзаков мешала думать. Он пытался насвистеть какую-нибудь мелодию, но ничего не получилось – он как будто разом все мелодии забыл. Пытался для ободрения духа поматериться, но в одиночестве это оказалось скучно.

Вдруг издалека справа бахнул одиночный выстрел. Олег остановился прислушиваясь. Поставил рюкзаки на землю, снял с предохранителя автомат.

Через пару секунд оттуда же раздалась очередь.

Олег не на шутку встревожился.

Что-то происходит или просто подают сигнал?

Может ответить. Или сразу бежать туда. Но как же тогда Серёга, он бедолага с ума сойдет. Можно было бы, конечно, бросить здесь рюкзаки и домчаться налегке, но до кинотеатра по прямой осталось две минуты ходу, было обидно не донести  провизию. Какие-то триста метров.

Олег стоял на тропинке, между двумя невысокими деревянными заборами. Впереди за деревьями был виден просвет, который вполне мог оказаться той самой, уложенной бетонными плитами, площадью перед кинотеатром. Олег поставил опять автомат на предохранитель, закинул его за спину, подхватил рюкзаки и мелкой трусцой, надрываясь, помчался  туда.

- Ну, ети ж ты… Ну, ети ж ты, тяжело, - подбадривал он себя только что сочинённой речёвкой.

Очень быстро он выскочил на площадь. Она оказалась пуста.

Тут он опять услышал выстрелы, но уже ближе.

Олег остановился, бросил рюкзаки, попытался прислушаться. Сердце стучало как паровой молот, а кроме этого Олег слышал только ветер.

- Чего опять бабахают? Так же всех местных перепугать можно

Олег поднял опять рюкзаки и опрометью пересёк площадь.

У лестницы он позволил себе бросить свою поклажу  и влетел наверх.

- Серёга!

Пусто. Никого.

Он подумал, что они могут быть внутри, спустился, перепрыгнул через рюкзаки, бросился ко входу внутрь. Ветка дерева хлестанула его по лицу, когда он пробегал по узенькой бетонной дорожке у стены, но Олег не сбавил темпа. Содрав с шеи автомат, он снял его с предохранителя, и, подбегая к стеклянной двери, не на шутку взвёл самого себя. Потому что нехорошие предчувствия засаднили грудь.

Но не было никого и внутри.

Олег выскочил на площадь, оглядываясь.

- Серёга! – заорал он.

Помолчал немного и крикнул снова, хотя понимал уже, что если тот увёл куда-нибудь девчонок, то не обязательно в соседний дом.

Стрелял скорее всего Серёга, подавал ему сигнал. И пацаны тоже ведь могли сигналы подавать, хотя говорили, патронов мало. А девки могли уйти куда угодно – и за бензином, и за Уралом своим долбаным. Однако же они, кажется, утащили с собой все пожитки.

Олег сплюнул и побежал назад к лестнице.

Не зная, что теперь делать с рюкзаками, он решил всё же закинуть их наверх. Схватив сразу оба, он кряхтя и чертыхаясь едва дотащил их до середины, затратив на это кучу времени и сил. Лестница была узкая, ходила ходуном – расшаталась, видимо, за день, мешал автомат, консервы больно били по коленкам. На площадке Олег бросил оба рюкзака, чтобы отдохнуть и отдышаться. Железная решётка пола подозрительно заскрипела, с отчётливо истерической интонацией. Олег испугался, что она может рухнуть и, во избежание, взяв один рюкзак, полез дальше.

На крыше он огляделся по сторонам. В той стороне, откуда слышны были выстрелы, ничего кроме верхушек деревьев и нескольких крыш было не разглядеть. Мелькнула шальная мысль подать тоже сигнал, чем он хуже других – шарахнуть в воздух, мол добрался. Но понимая, как по разному могут восприниматься такие сигналы, скомандовал себе отставить.

Неожиданно подумалось, что девчонки, перед тем  как уйти, могли оставить какую-то информацию – записку, например нацарапать на битуме. Он поискал, но нигде ничего на кириллицу похожего не нашел. На всякий случай прошёл по диагонали на другой конец крыши, посмотрел вниз  - небольшая бетонированная площадка перед выходом из зала. Больших возможностей для обзора она не давала, поэтому долго пялиться вниз не имело смысла. Олег вспомнил, где раньше видел кинотеатр с подобной архитектурой – в Питере, в Автово. Кажется, «Весна» раньше назывался. Только вход с другой стороны и зала наверху вроде нет. И ещё «Космонавт» у Техноложки, и этот… как его? На Газа…

Он едва не погрузился в мирные свои воспоминания, и кто знает как далеко мог зайти, но его вольно блуждающий по верхушкам деревьев и крышам домов взгляд неожиданно остановился и выхватил из пейзажа нечто, от чего Олег остекленел. На одной из крыш возлежало ОНО.

С гордым и независимым видом, как король Лев, выпятив вперёд подбородок. Понятно сразу становилось, кто в городе хозяин.

По счастью, котяра смотрел прямо перед собой, то есть вправо от Олега, и находился метрах в семистах-километре от него. Поэтому Олег оставался пока незамеченным.

Олег быстро присел , точнее мгновенно упал за бортик-ограждение, переполненный ужасом. Сердце стучало так, что пульс ощущался не только в пятках, но даже в сгибах локтей. Всего хорошего в этом положении было только то, что его никто сейчас не видел, и некому было презирать его за трусость. Он с мольбой посмотрел на небо.

Господи, помоги!

Небо сияло над головой ярчайшей, радостной синевой. И Олег, глядя на него, подумал вдруг, что есть, наверное,  всё-таки кого стыдиться, что человек, возможно, никогда не бывает один. За ним всегда присматривают.

- Господи, - произнёс он одними губами, обращаясь непосредственно к синему-синему небу, - прости меня.

И ощутил себя вдруг маленьким-маленьким, на малюсенькой крыше крохотного кинотеатра в лилипутском городе. Как муравей на пеньке. Под всевидящим взором того, кого нельзя увидеть, трудно распознать, но чьё присутствие всегда ощущается где-то в высоте.

Ему представилось, что, возможно, сейчас и ждёт всевышний от него поступка, надеется, что Олег Васильев не струсит, не спрячется, а выступит.

Выступит.

Куда бы ему, бедолаге, сейчас выступить?

Чтобы ещё по возможности живым остаться.

Он часто дышал ртом и пытался придумывать. Но ничего не получалось.

И всё таки он начал действовать. Почти бессознательно.

Перевернувшись на живот, он встал на карачки и стянул за лямку через голову автомат из-за спины. Отстегнул магазин. Посмотрел зачем-то в дырочку, хотя и знал, что магазин полный, только один патрон уже в патроннике. Пристегнул обратно.

«все равно не богато».

С определением расстояния всё-таки была проблема.  Он выставил восемьсот просто так, на шару.

Медленно приподнялся. Посмотрел.

Тварь была на месте и сладко потягивалась. Потом посмотрела куда вниз, свесила с крыши лапу и, как показалось, разнежено улыбнулась. Хотя возможно Олег просто дорисовывал себе некоторые подробности, потому что расстояние для деталей было всё-таки слишком велико.

Устроившись на одном колене и положив автомат на бортик, он подумал, что эти кинотеатры специально, наверное, строят так – с брустверами на крыше. На случай городских боёв.

***

Сергей решил разместить девушек на втором этаже. Он вбежал по лестнице наверх – правая дверь оказалась не запертой. Он не стал терять времени на взламывание другой квартиры, а наскоро осмотрел открытую.

Две комнаты и маленькая кухня, три окна – в кухне и одной из комнат – выходят на улицу. Массивная старая мебель, салфетки в рюшечку, кресло качалка перед огромным, выпуска семидесятых годов, телевизором. Тяжёлый, цельного дерева, комод в прихожей  - как раз годился, чтобы завалить изнутри дверь.

- Девушки, решено. Забирайтесь сюда. Быстро.

Девчонки торопливо поднялись по высоким скрипучим ступеням, благо что все были в кроссовках и никто не оступился.

- План такой – закройте окна, завалите двери… Вот этим комодом. Будете здесь сидеть, пока это всё не кончится. Жратва есть… Где жратва?

- Внизу осталась, - ответила Валя.

- Так. Валя, Алёна, быстро вниз, - приказал он, потом повернулся к Рите и Лене, взял  обеих аккуратно за локотки и, на сколько был способен, вкладывая в голос максимальную надёжность и проникновенную доброту, сказал, - займитесь окнами… Ладно? Я на вас рассчитываю.

Они старательно закивали, искренне стремясь помочь ему, добру молодцу, оправдать возложенное.

- Давайте.

И помчался вниз, где Валя и Алёна уже ухватились за свои сумки. Он обратил внимание, что Алёна не расстаётся со своим автоматом – не отставила его куда-нибудь в сторонку, а таскает его на спине, как старый артиллерист. Он хотел было ей посоветовать снять ружьё, пока пожитки не перекинуты, но потом сам закинул автомат за спину и взялся за самый тяжёлый баул.

- Что в этой сумке? – спросил он. Нормальный вопрос, но сколько же тогда у него в крови должно быть адреналина, если ему даже в голову не приходило спросить об этом раньше.

- Там такая коробка, - ответила ему Алёна, - железная, с патронами.

- Правда?

Алёна пожала плечами.

С трудом затащив сумку наверх, он быстро расстегнул на ней молнию –  несколько банок тушёной свинины, пяток шпротов и, действительно, средних размеров коробка с двумя ручками по бокам и крышкой на задвижке. Он открыл крышку – доверху патронов да к тому же в кассетах, по десять.

А Олег с одним рожком убежал.

- Вот это да! Вы что ж раньше то молчали? То-то, блин, сумка неподъёмная, вы ещё и консервов сюда накидали.

- А мы хотели сказать, а потом то, сё – сами забыли, - сказала Валя.

- Ну, вы молодцы… - Сергёй вытащил из сумки коробку, а потом вытряхнул остальное содержимое на пол, - больше ничего интересного там не нашли?

- Да нет… Ножи, еда. Вон куртки болоневые.

- Ножи. Что за ножи?

Она вытащила из кармана другой сумки штык-нож.

- Понятно. Алёна, у Риты подсумок на верёвке… Что в нём?

- Эти… обоймы. Магазины.

- Сколько там их у неё.

- Вроде два.

- Отобрать. Один тебе, один мне.

- Ага.

- Ладно, давайте быстрей.

Быстренько перенесли последние вещи, после чего Сергей наспех выдвинул несколько ящиков комода, рассчитывая найти в них какую-нибудь изоленту или скотч, чтобы связать вместе два рожка, но увы ничего не нашлось. Пришлось отобрать у Риты и непосредственно сам подсумок.  Сергей подумав, сунул в него кроме запасного магазина ещё и  кассет с патронами. Была мысль забрать второй рожок у Алёны, но почему-то рука не поднялась.

- Ну, девчонки, всё! Побежал я, - увидев, как они испуганно на него смотрят, добавил, - Не бойтесь, я скоро. Олега встречу, и мы уже к вам вместе поднимемся… Ну, давайте. Комод – к дверям, не забываем.

Выйдя за дверь, он постоял, подождал, пока они припрут двери, и потом рванул вниз, перепрыгивая через четыре ступеньки сразу – времени у него, как он понимал, совсем уже не оставалось. Не перехватить Олега, бросить его он не мог. Ведь тот даже не подозревал, что может уже через несколько минут по городу побегут тучи этих рыжих… И кто знает, что хуже - если это саранча, или если собаки.

Он выскочил на улицу, посмотрел влево – всё тихо. Он побежал вниз по улице, направо. Пробежав всего несколько метров, увидел внизу вышедших из-за поворота людей. Он остановился. Приглядевшись, замахал руками.

Андрей и Лёха, Олега не было.

Они тоже замахали конечностями, увидев его.

- Бегите сюда! – хрипло и совсем негромко крикнул Сергей, - чёрт…

Он кашлянул, прочищая горло.

- Давайте сюда! Быстрей! – закричал он уже гораздо громче. Паршиво и одиноко прозвучал его крик на мёртвой улице. Но теперь чувство безысходности покидало его.

- Да бегите же вы, мать вашу, - проговорил он, видя, что ребята только прибавили немного шагу, но, естественно, не побежали, - бардак, а не воинское соединение, - улыбался он, подозревая, что может и заплакать. 

Расчувствовался.

От счастья, что видит их живыми.

Что они, паразиты такие ленивые, еле ходят.

- Вот, блин, а…

Однако, шаг за шагом ребята всё-таки разгонялись, и к Сергею приблизились уже какой никакой трусцой. Заметив его умильную улыбку, тоже заулыбались.

- Здоров, Серёга!

- Как твои женщины? Симпатичные? Не обижаешь?

- Подождите, мужики. Только одно скажите – это собаки? То есть какого они цвета?

- Собаки, Серёга. Рыжие собаки, как у Киплинга, - подтвердил его опасения Андрей.

Серёга полуобернулся в другой конец улицы и, кивая головой, сказал:

- Так и думал. Тогда у нас есть от силы минут десять. Может меньше.

Он повернулся к друзьям:

- Как с патронами?

- Вообще на донышке, - сказал Андрей, - за ними и идем. В ментовку…

- Пацаны! В двух словах – к городу этих гомодрилов тьма-тьмущая бежит.

- Гомодрилов?

- Собак! Я с крыши видел… Это очень плохо?

- Хуже некуда, если так, - сказал Андрей, Лёха нахмурившись молчал.

-  А ты точно уверен?

- Ну!.. А что, больше никого нет наших?

Андрей отвёл глаза, ничего не ответив, а Лёха улыбнувшись на одну сторону, сказал, хлопнув Сергея по плечу, как бы шутливо. Но от его слов колени дрогнули:

- Почему никого. Помнишь – двое здоровых таких… Так вот один остался. Скоро прибудет, второго только закопает…

- Лёха, прекрати! – осадил его Андрей, и сказал, по-видимому, успокаивая не только их обоих, но и себя, - ничего, справимся.

- А где Олег? – спросил Сергей.

- Побежал к кинотеатру, девчонки-то там?

- Чёрт! Девчонки вон в том доме. На втором этаже.

- А нахрена? – спросил Леха, - на крыше-то, и так нормально.

- Да с перепугу. Они начали там: саранча, саранча… Ну, рыжие, а далеко – хрен его знает.

- С чего ты взял, что саранча рыжая?

- Всё, Серёга! – дёрнулся Андрей, - давай оставайся здесь. Мы - за патронами.

- У меня есть там наверху патроны – штук двести-триста, наверное. Россыпью.

- Этого, боюсь, мало. До ментовки рукой подать, успеем. Пошли Лёха! Быстро! И я хочу, - они  побежали вверх по улице, и он говорил Лёхе уже на бегу, - найти там что-нибудь посерьёзней… Может гранаты.

Сергей ещё успел услышать как ответил Лёха, что нет, мол, там никаких гранат, что там вчера всё перерыли.

И он опять остался один. Сергей капитально сомневался, что ребята успеют теперь вернуться.

- Серёжа, - позвали его сверху. Он поднял голову и увидел в окне Алёну.

- Серёжа, а где Олег?

- Да он это…

- Ты его видел?

- Нет, он к кинотеатру, говорят, побежал.

Сергей услышал сзади частый перестук чьих-то шагов, а  повернувшись, увидел того здорового, про которого говорил Лёха. Огроменный же амбал! Он бежал, держа автомат одной рукой, и тот в его лапище казался игрушкой.

- Где… привет, - он дёрнул башкой, - пацаны? 

- Там, - Сергей кивнул в конец улицы.

- В мусорской?

- Уже наверное там.

- А ты чего? Где бабы, - он поднял глаза на открытое окно, увидел Алёну и других, выглядывающих из глубины комнаты, - А!..

Он сверкнул лошадиными зубами.

- Здравствуйте… Ну ты давай тогда. Как тебя… Серёга? Ну, держись Серёга. Мы скоро.

Опять коротко улыбнулся в окно и побежал.

- Слышь, подожди, - крикнул Сергей, - слышь…

Тот обернулся.

- Слышь, мы там сейчас собак видели. Много. Ты давай это… Или лучше останься, не знаю?..

- Да? – он фыркнул, - ну ладно.

И побежал дальше.

- Слышь!

Но здоровяк уже его не слышал. Горилла - горилла и есть.

Сергей поднял голову:

- Алёна!

Он решил, что ему здесь тоже делать нечего. Ведь Олег оставался в неведении, а значит в опасности. Кому-то всё равно надо идти за ним.

- Алёна!

Она высунулась.

- Окно закрыть. Сядьте посередине комнаты и не высовывайтесь. Оружие поставьте на предохранитель. Но на всякий случай возьми на прицел дверь. Следи за обстановкой. Справитесь?

- А ты?

- Я за Олегом, по быстрому.

- Может лучше я…

- Что ты?

- Ну, хочешь, я сбегаю. Здесь же близко.

«Вот блин, - подумал Сергей, - все в герои метят, если не стать, то хотя бы заявиться. Знает же, что не пущу… Она хорошая рвалась, а  он, гад, не пустил».

- Прекращай, твою мать! Не до шуток… Всё! Спустись лучше, эту дверь тоже закрой. Шваброй какой-нибудь.

Девчонок оставлять одних было страшно, но Сергей надеялся, что если они и вправду не будут высовываться, то собакам до них не добраться. Он пробежал вперёд до ближайшего перекрёстка, посмотреть не видно ли собак. Налево уходила прямая, как стрела улица. Она просматривалась  насквозь и была пуста. Метрах в тридцати, у обочины, накренилась набок старая телега без колеса, одно-двухэтажные частные дома, столбы, лавочки, преимущественно невысокий штакетник заборов. Сергей внимательно всмотрелся в конец  улицы, но не заметил никакого движения. Тишина, стоявшая вокруг, нарушаемая только шелестом листвы, подтверждала, что нашествие собак либо прошло мимо, либо же просто ещё до сюда не дошло.

Сергей молился, чтобы оно прошло мимо.

Он решил через ближайший двор, через огороды и  рощу за ними, напрямик, выбежать к кинотеатру. Припустил трусцой, на ходу, передёрнув, на всякий случай затвор. Пробежал вдоль невысокого забора до калитки, которая, как оказалось, была заперта на крючок. Он остановился, просунул руку между редкими штакетинами и, слегка приподняв её, отпер.  Посыпанная гравием тропинка вела к довольно большому кирпичному дому с маленьким балкончиком на втором этаже – или на чердаке – Сергей ни черта не разбирался в архитектуре, что это такое – второй этаж или чердак, или мансарда… Входная дверь была распахнута настежь. 

Входя во двор, Сергей вдруг услышал позади себя обширный мягкий шуршащий звук. Встревоженный, он обернулся. Улица была пустынна, звук шёл издалека, но быстро приближался. Сергей водил глазами от двора ко двору, но ничего внутри них и за ними, насколько они просматривались, не видел. Однако же на противоположной стороне, через дом вглубь улицы, зеленели свежей краской большие приоткрытые ворота, и они притягивали внимание. Звук шел как будто оттуда.

 Сергей, пятясь задом, вошёл во двор, ощупью, не спуская глаз с тех ворот, закрыл калитку на крючок. Так же пятясь, пошёл по тропинке к дому.

                                                                              ***

Сегодня уже не было страшно, но и не было лихо. Всё было почти буднично, требовало внимательности и напряжения, но выветрился, хмель и все решения принимались без излишних эмоций. И тупила усталость.

Было, конечно, горько, что погиб Женя, но Феликс не считал себя убийцей.

Произошёл несчастный случай и не больше.

Это не вина – это судьба. Феликс так и не узнал, кто всё-таки чуть не подстрелил его самого тогда ночью, в ответ на что, он и огрызнулся очередью, от которой погиб Женя. Но это и не казалось сегодня важным.

Самобичеванием будем заниматься потом, когда выживем. К тому же вон Лёха сам чуть не пристрелил Олега только что. И ведь продолжает челюсть выпячивать.

Спаситель.

Черная железная дверь в РУВД была заперта изнутри. Феликс дважды ударил в неё прикладом.

- Эй, это я! Открой!

Развернулся на крыльце, оглядываясь. Всё вокруг было спокойно, но нервы уже были натянуты, и всё тело – мозг, руки, кожа  уже ЖДАЛИ. Скоро всё начнётся. Но, зная, с кем придётся иметь дело, он теперь был готов. Настолько, насколько вообще можно быть готовым к бою.

Феликс всегда считал, что готовность к бою означает готовность к боли и смерти. Принести смерть и принять смерть. То, что придётся драться не с людьми, а монстрами, означало только отсутствие моральных издержек в плане «не убий!»  -  не смотря на свою бурную биографию, неоднократно и до сих пор повторяющиеся трагические эксцессы, для Феликса это всё равно имело какое-то значение.

Хотя, как говорят, солдат принимают на небо полками.

Сзади громыхнуло, дверь изнутри пнули, и она приоткрылась. Феликс боком, не спуская глаз с улицы, прошёл в неё.

- Запри на засов, - сказал ему Андрей и исчез в полумраке.

Феликс задвинул железяку и поторопился вслед за ним.

Ящики с патронами стояли прямо в коридорах, Феликс оступился на попавшейся под ноги кассете – патроны были раскиданы даже по полу.

- Давай сюда, - крикнул Андрей, не из оружейки, а из-за дверей справа. Там было темно, но светил огонь зажигалки, которую он держал. Алексей возился у небольших железных шкафов.

- Здесь рожки полные, немеряно, - сказал Андрей, - никогда такую кучу сразу не видел. Вчера мы эту дверь с Лёхой вскрыли. Но как-то значения не придали. Загружайся. Вон сумки от противогазов.

Феликс принялся загружаться.

Не смотря на то, что в сумку вошло столько рожков, что и не подпрыгнешь, если понадобиться, Феликс ещё несколько штук положил за пазуху.  Увидел, что Лёха с Андреем сделали то же самое.

- Всё- всё! Мужики пора!

Они торопливо выскочили на улицу.

- Я тебе говорил, нет там гранат!

- Да где-то может и есть, только некогда уже. Давай налево, назад.

                                                                              ***

Ничего ещё не происходило, но, тем не менее, уже всё начиналось и Сергей ясно ощутил потребность куда-нибудь спрятаться, забиться в какую-нибудь щель и не выходить оттуда месяц, пока все не забудут о его существовании и даже перестанут искать.

Он споткнулся о ступеньки крыльца и, падая, заметил, что вдоль забора что-то промелькнуло. Сергей грохнулся на ступеньки, врезал себе стволом по носу, вскрикнул. Но у него тут же перехватило дыхание, когда это «что-то» толкнуло калитку. Не стразу он сообразил, стараясь найти спуск непослушными, отбитыми о ступеньки пальцами, что в калитку ломится не кто-нибудь, а Алёна, собственной персоной. Она, нервничая, торопилась, и ей никак не удавалось отпереть крючок.

Сергей поднялся на ноги, уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг увидел, как те самые зелёные ворота, через улицу, вздрогнули, и разлетелись в стороны, когда  из них хлынул наружу поток оскаленных лохматых чудовищ.

Сергей заорал нечеловеческим голосом, предупреждая Алёну, и бросился вперёд к забору, прижимая автомат прикладом к плечу и открыв через ограду, на ходу, огонь.  Пули разнесли в щепки штакетник, и бешеными шмелями вонзились в толщу  рыжих тел. Собачья волна забурлила, завизжала, захаркала фонтанами крови и, прекратив движение вперёд, раздалась вширь, в стороны, растекаясь вдоль обочины и тем самым спасая отдельные и такие бесценные свои шкуры от губительного фронтального огня.

Очень скоро расстреляв весь рожок, но заставив на время себя уважать, Сергей в запале удумал сделать сразу два дела – достать из подсумка второй магазин и впустить Алёну, которая продолжала, как припадочная, дёргать калитку. Он подскочил, но как только поднял крючок, Алёна вихрем влетела во двор, сбив его с ног. А он уже успел открыть подсумок, и когда приземлился на мягкое место, то по траве разлетелись кассеты с патронами, и, что хуже всего, улетел в сторону полный рожок. Сергей вскочил на ноги, и уже не успевая собрать все кассеты, понимая, что всё плохо, решил захватить хотя бы рожок, после чего опрометью бросился вслед за Алёной. Времени как раз хватило, чтобы собаки опомнились и вновь бросились в нападение. Они буквально снесли калитку, некоторые даже прыгнули через забор, чтобы поскорее рвануть удирающего мяса. А Сергей ещё умудрился, вбегая на крыльцо, снова споткнуться. И не быть бы ему, наверное, целым, если бы Алёна, добежавшая до дверного проёма чуть раньше, неожиданно не развернулась и почти в упор не расстреляла нескольких самых резвых псов. Серёга вжался в ступеньки, так как решил, что настал уже смертный час, и она его обязательно тоже зацепит. Но каким-то чудом пронесло. Просочившись сквозь град падающих гильз, он,  не поднимая головы, плавно, но быстро, практически втёк в дом. Там вздохнул с некоторым облегчением и, оперевшись спиной о косяк, заряжая уже автомат, вдруг подумал о том, что раз двести видел такой кадр в кино. В боевиках, и в плохих и хороших, все почему-то сидят вот так и заряжают второпях свои пулемёты. Очень живенько всё выглядит.

А потом сам, и опять точно как в кино, он перекатился на живот и начал стрелять.   

                                                                              ***

Справа впереди забарабанила автоматная очередь.

- Где это! - заорал Лёха.

- Да вон за углом, с перекрёстка!

- Давай туда!

Но Андрюха запнулся о ноги бегущего впереди него Феликса и шваркнулся юзом. Феликс остановился, помог ему подняться, поддержав за сумку, но Лёха убежал далеко вперед. Они бросились его догонять, однако он уже забежал за угол дома, и они потеряли его из виду. Феликс быстро оглянулся - улица сзади была пуста. Всё действие разворачивалось впереди, за поворотом. Автоматный грохот было смолк, но когда они с Андреем добежали наконец до угла, застучал снова. Через секунду к нему присоединился ещё один, а когда Феликс наконец выскочил на перекрёсток, то увидел Лёху, стреляющего от пояса вдоль улицы, напирающую тучу рыжих собак в тридцати метрах от него, расширенные глаза Андрея, начавшего стрелять куда-то вправо - во дворы. Кровь застучала прямо в руках, Феликс выбежал на одну с Лёхой линию, бросился на одно колено, чтобы оказаться с собаками на одном уровне, и чтобы каждая выпущённая им пуля натворила как можно больше бед.

Длинно начал стрелять.

Но рыжие псы бросались на них, перепрыгивая через мёртвых, бьющихся в судорогах своих собратьев, отлетали сами под ударами пуль, загромождали своими телами улицу, но не отступали, а напирали огромной неудержимой силой. Огромный пёс, неожиданно выпрыгнув из-за забора, справа от Феликса, нацелил на него свои жёлтые, обломанные клыки, но Феликс успел повернуться и короткой очередью разнёс его вдребезги, полетели лохмотья шерсти и окровавленных мышц. Следить за тем, чтобы их не обходили через дворы, было некому. Андрей  теперь уже стрелял вдоль забора, где псы стремительно приближались, и  им, всем троим, пришлось перенести огонь туда, а то уже через секунду могло бы всё кончиться. А справа за забором прорывались в обход отдельные, самые сообразительные псы, а когда наконец несколько собак прыгнули вдруг сзади, сбили с ног Лёху и принялись его рвать, а одна вцепилась в Феликса, но, не сумев сразу перехватить за горло, повисла на воротнике, сознание Феликса замутилось, он поднялся вместе с не отпускавшей его собакой и, продолжая одной рукой стрелять, другой нащупал глаз животного, и сжав за верхнюю челюсть, надавил, рванул, наконец освободился, сбросил с себя пса, пнул его, хрипящего, поднимающегося на ноги, выстрелил. Потом двумя выстрелами отбросил от упавшего на четвереньки Лёхи одну собаку, пнул и застрелил другую. Андрей какое-то время прикрывал их, но пока Феликс поднимал и оттаскивал Алексея, то собаки почти достали его самого.

Лёха быстро пришёл в себя, но стаю бешеных чудовищ было уже не остановить, и  мужчинам пришлось отступать. Ещё и ещё. Поливать непрерывно улицу градом пуль, менять рожки нервными, плохо слушающимися руками, доставать магазины из сумок, отстёгивать и вставлять новые, обжигаясь о свои автоматы. Собаки, опять забежав сбоку, вынудили их свернуть с перекрёстка в ту сторону, где они оставили женщин.

Собаки выбегали из-за угла, их заносило, и выбежавших косили пули.  Опять росла гора трупов. Общее движение собак немного потеряло темп, но псы напирали друг на друга, и постепенно перекрёсток наводнялся обезумевшими от крови рыжими тварями, и не открой Андрюха дверь в один из ближайших домов, не уйти бы им было ни почём по этой уходящей вниз, к вокзалу, широкой по бокам засаженной кустами улице.

Они закрыли дверь раньше, чем до неё добрались собаки.

Двери в ближайшие квартиры оказались запертыми, но пока Андрей и Лёха держали, упираясь, входные, Феликс плечом вынес одну из закрытых внутренних дверей. Сразу же увидев в прихожей длинную тумбочку для обуви, он, отбросив автомат, выволок её на лестницу. Уперев тумбочку торцом в крайнюю ступеньку и подсунув под ручку двери, они получили неплохой и прочный запор.

- На крышу! – скомандовал Андрей.

Феликс поднял с площадки свой автомат, сильно обжёг руку, случайно взявшись за железо, но стиснул зубы. Они прогрохотали наверх, дверь застонала под ударами снаружи, но Лёха пнув окно на промежуточной площадке расстрелял вниз целый рожок  и только потом присоединился к уже вылезающим на крышу по шаткой железной лестнице Феликсу и Андрею.

Крыша оказалась с уклоном назад, они подбежали к краю, выходящему на улицу и принялись расстреливать собак сверху, однако те, поняв, в какой невыгодной ситуации оказались, бросились назад за перекрёсток, уходя из пределов видимости. Дом, стоявший на самом углу и смотрящий на них глухой стеной брандмайера, не давал им достаточно обзора для продолжения огня.

- Давайте перелезем лучше туда, - предложил Феликс, указывая на противоположный дом, - вроде бы там я  баб видел и этого…

- Кого?

- Ну, вашего этого…

- Серёгу? - подсказал Лёха, - давай, я не против.

Теперь они были баш на баш – вчера Лёха спас Феликса, но сегодня-то вышло наоборот, и Лёхина челюсть уже вошла скромно внутрь.

Дом справа был ненамного выше и стоял вплотную, и вполне можно было забраться на его крышу.

Но позади них за деревьями грохотали редкие, несмолкающие выстрелы.

- А кто там ещё стреляет?

- Хрен его знает? Может Олег?

- И ещё кто-то.

- Давайте всё-таки перелезем. Потом разберёмся. Всё равно мы сейчас ни хрена сделать не можем.

Сначала они подсадили вдвоём Лёху, потом наверх забрался Андрей. Феликс благодаря  своему росту мог влезть сам. Он подал наверх сумки, передал автоматы. Но потом всё-таки подошёл к краю и взглянул вниз – из-за угла на него скалилось с десяток собак, не решавшихся выйти на открытое пространство.

Гвалт и скулёж там стоял отчаянный.

Удовлетворённый осмотром, и плюнув, Феликс полез наверх.

                                                                              ***

Стараясь унять сердцебиение и нервный колотун в руках, Олег прицелился. Ствол из-за максимально поднятой прицельной планки непривычно целил вверх. Олег вдруг засомневался и передвинул прицел на деление назад.

Потом аккуратно передвинул предохранитель на одиночный.

Стрелять очередями на такое расстояние не имело, кажется, смысла. Если вообще был какой-то смысл в этой стрельбе. Олег надеялся вообще попасть, но если только одиночным. Почему? Потому что в детстве ему иногда случалось в тирах из малокалиберки попадать в мишень, и даже в десятку. Он надеялся, что сможет и сейчас. Как из винтовки.

Он ещё несколько секунд целился, но опять передумал: снял палец со спускового крючка и переставил флажок на автоматический, а прицел - на восемьсот.

В этот момент справа впереди захлопали выстрелы. Загрохотал сначала один, а через какое-то время в унисон бабахали уже несколько калашниковых.

Олег испугался. На этот раз того, что его опередили, и что ЭТА кошка сейчас спрыгнет с крыши, и вся его затея окажется зряшной.

Однако, он увидел, что кошка с места не тронулась, только подобралась, прижав уши. Олег посмотрел в ту сторону, откуда велась пальба и увидел, как в той стороне рикошетят иногда вверх белые огненные чёрточки.

Он подумал, что, по-видимому, у кого-то боезапас переложен трассирующими  -  такой фейерверк.

В кошку, таким образом, действительно никто не стрелял, в её сторону не пролетело ни одной видимой чёрточки. Расстреливали ребята кого-то в непосредственной от себя близости.

Собаки, мать их в душу. Кому бы ещё быть.

Если ему не удастся попасть, точнее если не удастся убить, то тварь вполне может определить, откуда стреляют.

Но он посмотрел опять коротко на небо и твёрдо решил начинать. Единственно, он теперь жалел, что не попробовал ещё вчера.

Он не имел понятия, как пристрелян автомат, но пришло вдруг на ум выражение: «Куда бог пошлёт». И он решил - это правильно.

Поймав кошку в прорезь, он саданул очередь.

И чуть рассеялась пелена перед стволом, он опять нашел животное мушкой, взял пониже и ещё патрона три высадил. Потом ещё. Потом увидел, что ОНО собирается спрыгнуть вниз, встал, окончательно осатанев, во весь рост и запустил ещё штук пять в её сторону.

ОНО уже спрыгнуло, и его не было видно за деревьями, а Олег вскочил на бетонный бортик, рискуя сорваться вниз и пытаясь высмотреть ещё что-нибудь, ещё шарахнуть. Деревья колыхал ветер, ребята ожесточённо от кого-то отстреливались, но кошка исчезла, Олегу было стрелять не в кого.

У него кровь гудела под кожей от возбуждения, ярость требовала выхода, но всё здесь было кончено. Кошка исчезла из поля зрения, и неизвестно даже попал он хоть раз в неё или нет.

- Чёрт! – прошипел он, - Чёрт! Чёрт!

Он спрыгнул вниз, присел, оперевшись спиной о бортик. Положил на тёплый битум свой автомат, отстегнув магазин, выщелкнул все патроны  - их оказалось четырнадцать, один в патроннике. Ровно половину он выпустил в белый свет. И понятия не имел, что ему  делать дальше.

Он зарядил автомат.

Мчаться ли ему туда, откуда велась эта сумасшедшая пальба или продолжать наблюдать отсюда. Ответ вроде был очевидным – идти на помощь, иначе ему придётся расстаться с уважением к себе.

Это по крайней мере.

Вдруг сквозь грохот пальбы, он отчётливо услышал низкое рычание где-то совсем рядом, вскочив, глянул вниз. Ничего. Он тревожно оглядел окрестности. Ему показалось, что сквозь стрельбу он слышит и другое  -  крики, ругань, высокие скулящие звуки.

- А, чёрт! Была не была!

Надо было бежать туда. Не откладывая.

Он успел пробежать несколько шагов к лестнице, как вдруг его буквально срезала боль. Голова казалось вот-вот взорвётся. Он остановился, выронив автомат, и схватился за голову. Паника охватила его тело, колени ослабли, подогнулись, он упал. Ощущение было такое, что в  его мозг воткнули с разных сторон большие иглы. Он ждал, что боль отпустит, но она не проходила.

  Очень долго не проходила, может быть целую вечность. Не ослабевала, не начала водить волнами, а просто держалась на максимальной, почти пороговой высоте. Олег зажмурился, с его перекошенных губ потекла слюна, но он не издавал ни звука, не двигался, а просто ждал, когда это кончится.

Чем бы не кончилось.

Он вполне понимал, ЧТО вызвало эту мигрень. И теперь жалел.

О содеянном.

Безрассудность наказывалась болью.

Теперь только смерть. Только мука. Господи, скорее!

Но что-то глубоко внутри него было удовлетворено.  Не смотря на страдания тела, он был где-то даже доволен, что нельзя уже больше струсить и смалодушничать. Его душу  больше  не покупали. Оставалось ему только – или пытаться бороться, или быстро умереть. Пощады ему уже не ждать. Повернуть назад было невозможно.

Превозмогая боль, он, не открывая глаз, нащупал рукой оружие и пополз на карачках к лестнице. Он действовал, зациклившись на единственной, пробившейся сквозь боль идее – разрядить в ЗВЕРЯ свой автомат. И будь что будет.

Он не очень рассчитывал на какой-либо успех, но собирался поставить последнюю, большую, как только возможно большую, точку в этой пьесе. Или точнее – многоточие.

Боль была мучительна, но для него уже что-то сдвинулось, и теперь именно боль заставляла его куда-то тоже двигаться, что-то делать, чтобы как-нибудь заполнить ту пустоту, которую она проедала в его сознании. Когда Олег достиг пожарной лестницы, та вдруг  невыносимо заскрипела – он понимал, что невероятная тварь достигла ступеней. Он уже не помнил, кто он и где. Его стремления теперь все целиком умещались в магазине автомата. Ему только надо было направить ствол вниз…

Не поднимаясь, он свесился на последнюю ступеньку, как сумел, широко открыл глаза, увидел внизу огромный чёрный силуэт, и принялся его расстреливать.

Одиночными.

В упор.

От неожиданности и боли ОНО закричало.

Видимо это не входило в ЕГО сценарий. Всё должно было быть не так. Маленький человечишка должен был сейчас, корчась, лежать и ждать.

А тут…

ЕГО крик был непереносим. Как рёв воздуха из баллона высокого давления, как визг лесопилки - он выковыривал из под кожи нервы и беспощадно их обдирал донага. И с этим криком ОНО пошло в атаку. Лестница затряслась от ЕГО прыжков, но пули, врезаясь в огромную голову, тормозили, бросали назад, разбивали кости. Зверь оступился, бросился снова, достиг срединной площадки, но здесь вдруг провалилось несколько прутьев, и передняя лапа сорвалась вниз. Тут же всем весом махина грохнулась на шаткий решетчатый пол. Второй лапой кошка рубанула когтями, оставленный Олегом на площадке, рюкзак - перловка и греча фонтаном взлетела из разорванных банок. Кошка вырвала застрявшую конечность, судорожно подобралась, готовясь к прыжку, но площадка всё же  не выдержала и рухнула вниз, увлекая за собой чудовище. Напоследок, ОНО врезалось подбородком о первую ступеньку следующего пролёта, вогнув её вниз.

У Олега кончились патроны как раз в тот момент, когда расстрелянное и сконфуженное животное-монстр, прижав к плечам голову, боком отпрыгнуло за деревья. Оно всё ещё кричало, но крик, потерял уже ярость, был просто криком боли и быстро удалялся.

Олег, не веря, что остался жив, и ОНО отступило, ещё лежал некоторое время на том же месте, неконтролируемо, конвульсивно нажимая и нажимая на спусковой крючок.

Из носа у него текла кровь, и горлом тоже шла кровь, и он был вынужден сглатывать её, и сходил с ума от её вкуса, но голова больше не болела, всё ясно соображалось и хотелось орать.

От радости и от ярости хотелось орать.

И он встал и действительно заорал.

Заорал, потрясая автоматом.

Без слов!

просто подтверждая страстью свою победу.

               ***

Собаки уже разбегались по двору, но всё же огромное количество их врывалось через развороченную калитку, сразу же попадая под огонь.

С визгом взлетали рикошетирующие пули, выли простреленные собаки, дёргались в судорогах от боли, отползали, разбрызгивая кровь, разрывая лапами землю, запоздало пытаясь защититься от уже влетевшей им навстречу смерти.

Но очень многие псы оставались всё же невредимы.

Растекаясь по двору, они стремились напасть сразу с нескольких сторон.

Может быть пары секунд не хватило им для завершения атаки, когда просёкший это дело Сергей прекратил стрелять и втащил в дом  очумевшую и упирающуюся Алёну. Она, слава Богу, не пристрелила его и на этот раз. Он успел захлопнуть двери прежде, чем до них добрались звери. Ему пришлось навалиться на дверь всем весом, чтобы сдержать первый натиск подоспевших тварей.

- Твою мать, Ленка! Быстро тащи чего-нибудь…

Он не конкретизировал, и, следовательно, она запросто могла бы ещё закосить и  с минуту выспрашивать, что он конкретно имел ввиду, как это и подобает порядочной женщине. Но этого не случилось, Алёна только кивнула головой и сразу же принялась придвигать к дверям трёхстворчатый шкаф. Ему оставалось только радоваться за неё. При этом, удерживая, правда, изо всех сил дверь, которая трещала от ударов снаружи. Шкаф был, по-видимому, тяжелый, потому что Алёне с трудом удавалось его двигать. Но помочь ей он никак не мог. Упираясь пятками в пол и скользя, он лишь с трудом сдерживал быстро усиливающийся натиск. Видимо собак с той стороны всё прибывало, а силёнок у него –  убывало.

- Ты кантуй его! Не тяни!..  Сбоку, сбоку!

Тут до него вдруг дошло, что он по-прежнему слышит выстрелы. Совсем рядом, как будто прямо за забором, чуть ли не от самой калитки. Но проверить так это или нет, не было  ни времени, ни возможности.

- Ну, чего возишься!?

Натиск снаружи вроде бы ослаб.

Сергей, припирая дверь плечом, встал на ноги, упёр в неё ступню, резиновая подошва его дешёвых летних туфель идеально годилась для таких целей. Другой ногой отступил на шаг от дверей, пытаясь левой рукой  ухватиться  за тот же шкаф. Алёна его почти уже дотянула, но он  вдруг упёрся, попав одной ножкой в щель между досками.

- Э, блин, его приподнять надо… Иди сюда, держи дверь!

Но Алёна видимо едва держалась сама, потому что, как только они с Серёгой поменялись местами, всё сразу круто изменилось. То ли она не успела толком собраться, то ли собаки за дверью как раз подготовили массированный таранный удар, но в результате псам удалось  на несколько сантиметров приоткрыть двери. Сразу же несколько собачьих носов, лап и когтей просунулись в образовавшуюся щель, стараясь расширить её. Девушке ещё удавалось их сдерживать, но это теперь был лишь вопрос времени. Она закричала, предупреждая Сергея, но он уже и сам всё увидел и понял. Схватившись за низ шкафа, он изо всех сил дернул его к дверям. Буквально прыгнул с ним. Хрястнула застрявшая в щели ножка, шкаф накренился вперёд и с треском, грохотом завалился на дверь. Самое славное, что Сергей никак не мог контролировать это самопроизвольное падение, так как потерял равновесие и упал вместе со шкафом. А падая, с ужасом ждал, что  придавит  Алёну, разобьётся сам…  а своре  останется лишь доесть их.

Шкаф упал на дверь. Визг собак, уже просунувших в неё свои вонючие морды чуть ли не наполовину, был чудесен. Такой удар по носу им не обеспечил бы и Майк Тайсон при всей своей удали. Алёна сумела из-под падающего шкафа выскользнуть, вскочила на ноги и сразу же перебежала вглубь дома.

Сергею не удалось, к сожалению, избежать травмы, и, падая, он повредил правое плечо.

Но теперь дверь была на какое-то время блокирована.

Сергей хотел встать, но это оказалось настолько больно… и нужно было ещё разобрать, где у него руки , а где ноги – всё так переплелось, что он чувствовал себя бесформенным кулём.

В первую очередь он нашёл, где у него голова.  Уперся в пол лбом, и аккуратно перенес свой вес с ушибленного плеча. Медленно вытащил из-под себя  правую руку, но при попытке опереться на неё получил такой страшный прострел, что тут же опять рухнул как подкошенный. Он очень боялся, что это перелом. Тяжело дыша, он мычал что-то невразумительное, но, как надеялся, матерное.

Только перелома сейчас и не хватало.

Алёна уже кудахтала вокруг него, трогала руками, гладила по голове.

А он не был ещё в состоянии её успокоить. Только по прошествии нескольких минут, он немного отошёл. Боль поутихла. Он встал на ноги и, держась за больное плечо, сделал мину, которая по идее должна была походить на улыбку.

- Всё. Ничего страшного.

А между тем удары в дверь возобновились. Участились. И даже усилились.

Косить было некогда, и они бросились собирать рассыпанные в очередной раз Сергеем патроны. А собрав, растолкали их по быстрому по рожкам. Сергею трудно было справляться со своей больной рукой, но Алёна на удивление быстро врубилась, как  справляться с кассетами, и помогла ему. Если бы была какая-нибудь другая, не столь драматичная ситуация, то эта милая девушка уже давно огребла бы с дюжину-другую комплиментов, но сейчас было не до нежностей.

Патронов почти хватило, чтобы полностью зарядить свои опустошённые магазины. Запасной рожок Сергей опять сунул в подсумок. Алёна вытащила из-за пазухи свой второй, нетронутый, и засунула его за пояс. В этот момент Сергей почему-то подумал о том, есть ли на ней лифчик. Боль в ушибленном плече по счастью проходила. Он попытался поднять в сторону руку –  ему это в целом удалось, а значит перелома скорее всего не было.

Собаки продолжали долбить дверь, выстрелы снаружи, такие близкие вначале, теперь слышались уже где-то дальше, даже, казалось, гремели с разных сторон.

Но не смолкали.

А значит, ребята были живы, и собак с каждым выстрелом становилось всё меньше.

«Есть, брат,  такая  работа – Родину защищать…»

Где-то находилась лестница на второй этаж, нужно было её найти, вылезти на балкон и вот тогда уже начнётся оборона по всем правилам – расстрелять их сверху сколько получиться, а там уж…

Ему вдруг пришла в голову мысль, что сначала нужно что-нибудь тяжёлое сбросить, не тратить зря патронов.

Осада – так осада.

Кипяточку бы, смолы…

Лестница оказалась в соседней комнате, шла наверх полукругом вдоль стены. С перилами, лакированная, блестящая. Восхитительный вкус, прекрасный размер. И замечательная мебель вокруг. Тяжёлая.

Сергёй надеялся, что и наверху будет что-нибудь достаточно серьёзное, чтобы собаки смогли бы оценить заботу о них. Хорошо бы рояль, и на колёсиках…

- Смотри, Сергей! Дверь! – завизжала Алёна и со всех ног побежала вверх по лестнице.

Серёга как раз был в дверном проёме, но понял, что речь идёт о входной двери, оглянулся и с ужасом увидел, как та буквально на глазах раскалывается, как будто от ударов топора. Шкаф уже не мог спасти от вторжения - появившийся продольный разлом невероятно быстро расширялся.

Сергей несколько задержался, следя заворожено за динамикой процесса, и потому, когда очнулся, не успел удрать.

Он был вынужден открыть огонь сразу же как в пролом ринулись первые твари.

Визг, дым, плохой запах…

В результате собаки, видя, во что это им выливается, замешкались.

Сергей решил закрыть те двери, в проёме которых сейчас стоял. Хуже было то, что двери оказались двустворчатыми с круглыми ручками. Таким образом запереть их, не связав, было невозможно. Но можно было чем-то придавить. Слева стояло кресло. Сергей, забыв про боль в плече, схватился за него и почти уже дотянул, как вдруг его ударило одной из створок.

- А, суки! – развернулся он, хватаясь за спусковой крючок висевшего на плече автомата. В ствол вцепилась зубами собака. Другая собака хватанула за ногу, ещё одна ударила в живот. Падая на спину, Сергей подал автомат на себя и  короткой очередью разнёс первой башку. На полу, двинув автоматом  по подбирающейся к горлу свирепой морде, он поднял автомат параллельно земле и, рискуя отстрелить самому себе ноги, выстрелил в псину, трепавшую его ботинок. Ещё раз, но уже сильнее, ударив крутящуюся тут же возле его рук, собаку, он подобрался, с трудом вставил ствол в её лохматую шерсть и двумя выстрелами вспорол ей брюхо. На него вывалилось с полведра крови, но выразить своё омерзение было некогда. Нужно было снова стрелять. Он встал со скользкого пола, и, пятясь, побежал к лестнице…

Когда он вбежал наверх, то не увидел Алёну. Но звать её он не стал –  внизу то и дело появлялись псы, их надо было вовремя расстреливать. Это было не труднее, чем стрельба в тире, но нельзя было ошибиться и пропустить хоть одну наверх. Некоторых, самых прытких, ему удавалось застрелить лишь почти в упор, на самой лестнице…

на лестнице с красивыми лакированными перилами…

***

Ему было трудно удержаться, чтобы не перейти в атаку. Патронов больше не было, но он был готов сейчас бить врага прикладом, забросать его тушёнкой, запинать ногами. Кто бы мог устоять против него в эту минуту. Он был сегодня чемпион, король пожарных лестниц и крыш, победитель адовых кошек, Ворошиловский стрелок почти.

Так! Вашу мать!

Без связи с происходящим ему вдруг вспомнилась история, рассказанная одним его дружком, произошедшая, когда тот служил в армии. Там две воинские части, находящиеся в полукилометре одна от другой, традиционно, как это часто бывает недолюбливали друг друга. Били друг другу лица при любой возможности – и на учениях, и в санчасти, и в увольнении, и в самоходе. Массовые побоища тоже были не редкость, однако же всегда на нейтральной территории, никогда не бились супротивники непосредственно в воинских частях. Однако, произошло раз что-то такое серьёзное, что ребята из одной части решили устроить на другую набег, причем всерьёз – похватали топоры, ломы, кирки и вперёд. На робкий окрик  молодого часового у вражеского забора никто внимания не обратил. Толпа шла на штурм. Стой стрелять буду  и выстрел вверх  - тоже не прокатили, в пацана бросили топор. И тогда тот сделал то, что должен был сделать – начал стрелять… На другой уже день, когда шло разбирательство инцидента, этот молодой скромно отвечал на вопросы дознавателя и робко ждал решения своей судьбы. А тот в конце концов сказал, что в общем-то ты, парень, всё сделал правильно. Вот только в контратаку переходить не надо было. Дело в том, что когда первое  нападение было отбито, а оставшиеся в живых, побросав топоры, побежали, то лишь немногие успели добежать до своей  части, но так и повисли на родном заборе, расстрелянные осатаневшим пацаном-часовым.

Вот из-за таких молодцов и сняли внутренние караулы.

А ведь человек вёл себя естественно – дрался и победил. Это война – какой тут нахрен уголовный кодекс!

Олега манила и призывала к себе та, непрекращающаяся яростная пальба, что велась неподалёку. Ему тоже хотелось стрелять. Он теперь понимал разницу между стрельбой по каким-то грёбаным мишеням и настоящим боем. Он снова чувствовал себя человеком, живым человеком! К нему вернулись нормальные ощущения. Было немного страшно, но внутри проснулась жизнь, как сварка разгорелся азарт. Ему просто необходимо было действовать.

Не долго раздумывая, он спустился на несколько ступенек, потряс лестницу за перила – та скрипела, но была ещё достаточно прочной, чтобы держать его вес. Но перепрыгивать, держась за уцелевшие перила, через провалившуюся площадку на оставшуюся внизу часть лестницы он не решился. Приглядев широкую ветку рядом стоящего дерева, отважился дотянуться до неё, зацепиться и перебраться на ствол. Это было достаточно рискованно, так как ветка дерева, а это был тополь, вполне могла рухнуть, но надеяться  на тот металлолом, что остался висеть на стене – было чистым безумием.

Аккуратно цепляясь за ветви, Олег спустился вниз. Посмотрел по сторонам и побежал к ближайшему дому. Он так и намеревался, от дерева к дереву, от дома к дому, добраться до ребят. Какой-то инстинкт не позволял ему бежать, не останавливаясь, игнорируя возможные убежища. Время от времени Олег замирал прислушиваясь. И именно это позволило ему услышать приближающийся шум. Что-то приближалось к нему, прорываясь сквозь высокую траву и кусты. Олег не стал дожидаться, чтобы стало совсем уж поздно, и , закинув бесполезный автомат за спину, пулей влез на толстую берёзу. Он успел добраться до середины, когда приближающийся шум реализовался в вооружённую автоматом Алёну. Он сразу её узнал. Несущуюся, правда, как смерч, не разбирая дороги, со всколоченными, развевающимися на попутном ветру волосами.

- Алёна, стой! – надтреснутым басом приказал он ей.

Она мгновенно остановилась и посмотрела на него, одновременно на него взглянул и её калашников.

«Опять у неё пулемёт», - подумал Олег. Сделалось тревожно, но красавица похоже узнала его и незамедлительно опустила автомат, потом быстрым взглядом, оценив ближайшее к ней дерево, полезла на него, судорожно цепляясь за ветки.

- Что случилось, Алёна?!

Она даже не обратила внимания на его вопрос, а, устроившись на развилке ближе к самой верхушке, сняла с плеча автомат и, передёрнув, направила его вниз, в ту сторону, откуда прибежала. Там опять трещали кусты и рвались листья. Олег с нарастающей тревогой смотрел сквозь листву, ожидая опять увидеть угрожающий силуэт чудовищной кошки, но вместо неё выскочила свора рыжих собак. Алёнка сразу же начала стрелять.

Несколько псов завертелось, скуля. Три или четыре свалились замертво. Пули как гвоздями пробивали их рыжие тела, взбивали вверх фонтаны земли и крови. Опавшие листья, рыжая шерсть, кровь – на секунду Олег забыл, что это реальность – зрелище было потрясающим, завораживающим, каким-то виртуальным. Ничего подобного ему раньше не приходилось видеть. Он, всегда настроенный так категорично против какого бы то ни было убийства, отрицающий охоту, оказался свидетелем какой-то сказки, фейерверка. Ему нравилось, он был в восторге, он сам хотел убивать. Он чувствовал вкус своей крови, вдыхал запах чужой, и, как ему показалось, был счастлив. Возможно он всю жизнь стремился к этому, всю свою раздолбанную жизнь он хотел одного – убивать. Убивать! Наконец ему предоставили эту возможность. Убить или быть убитым?!

Да!

Олег спустился немного вниз, схватился одной рукой за толстую ветку, перебрался по ней ещё пониже, повис и, держа за цевьё свой автомат, спрыгнул вниз прямо на беснующегося внизу огромного рыжего пса, да так, что сразу угодил прикладом ему между ушей. От удара голова буквально отвалилась. Стоявший рядом другой пёс успел только дрыснуть чёрным поносом, когда Олег, не теряя динамики движения, тем же прикладом развалил ему хребет. Следующий пёс успел повернуться к нему мордой, Олег с полной амплитуды разворота загнал ствол ему в глаз. Ударом ноги выдернув автомат из разбитого собачьего черепа, он с удовлетворением заметил  собачью кровь на своих руках.

Где-то глубоко внутри он понимал, что сошёл с ума.

По настоящему.

Но всё его существо радовалось этому. Он крушил в хузары, точно так, как мечтал в детстве. Рыча и размахивая автоматом, обрушивая его на головы и хребты, он радовался вчерашней своей глупости, которая заставляла его мотаться по спортзалам, тренироваться, поддерживать форму. Вместо того, чтобы как все умные люди зарабатывать деньги. Из-за этого от него ушла жена, но именно это позволяет ему сейчас, без намёка ещё на усталость, драться, шагать по трупам, убивать яростно, всласть, без одышки.

Стрельба над его головой ещё продолжалась и иногда он, пробиваясь вперёд – что-то заставляло его шагать именно вперёд, наступать, вырывать землю из под ног рыжих тварей – обнаруживал перед собой поляну трупов, высеченную Алёнкиными пулями. Он ещё больше утверждался в правильности того, что делает, когда видел, как некоторые псы уворачиваются от его ударов и, скуля, бегут.

- Страшно вам, пр-роститутки?!

Он бежал за ними, другие хватали его за лодыжки, он отмахивался, а когда налетали скопом, бешено вращал прикладом, разбивая вокруг себя кровавую пену. Он чувствовал свою ярость, своё напряжение и старался как мог. В какой-то момент стрельба сверху прекратилась, Олег решил, что у Алёны кончились патроны, или, может, она наконец заметила его и теперь боялась зацепить.

Но ему казалось, что уже ничто не может остановить его. Он сам рвал свои сухожилия, их пытались рвать собаки, однако же он и не думал, чтобы остановиться и так дико, страшно орал, что одним своим криком обращал своих лохматых противников вспять.

Впереди синел забор.

Бросившись вдогонку за очередной улепётывающей от него собакой, он выскочил прямо к нему. Оказалось, что собак около него нет. Олег развернулся и, разрывая связки бешеным рёвом, пошёл назад, опять в атаку. Но псы от него побежали, сначала прямо, потом рванули вправо. Остановившись  только метрах в тридцати, встали плотным полукольцом, по обыкновению скалясь и высунув языки. Вся роща, насколько видел глаз, была украшена рыжими трупами. Очевидно они передумали его кушать – сильно ядовитый оказался.

Олег взял автомат за ствол, как дубину и, с негромким низким рыком медленно двинулся им навстречу. Не давая ему сократить расстояние, собаки отступили.

- Ссыте, с-суки?! – Олег попробовал ещё раз приблизиться, но псы опять попятились.

Тогда Олег, остановился. И, не зная, что ещё от ярости делать, опять как мог громко, хрипло с клекотом, то ли заревел, то ли зарычал. – От этого рёва большинство собак поджало хвосты и, жалобно скуля, поспешило скрыться за кустами. Другие присели как под плёткой на задние лапы, поджали уши и, тоже тихонечко скуля, поползли ему навстречу.

Олег рявкнул на них ещё раз, они на секунду  остановились, но потом поползли быстрее, а, оказавшись метрах в трёх, повалились на спину, поджав лапы.

- Вы что, бляди, охренели?! – Олег рывком подскочил к одной из них и с размаху пнул в брюхо. Псина скуля откатилась, другие быстро перевернулись на живот, но даже не подняли голов. Только сильнее заскулили, как бы прося прощения.

- Да, вы! Суки! – Олег схватил одну из них за шкуру под челюстью, поднял, посмотрел ей в её жёлтые глаза – они бегали, как у нашкодившей болонки. Он рявкнул ей прямо в морду, от страха, а может от вони из его рта, собака съёжилась, но даже и не подумала сопротивляться.

- Мать твою! – Олег бросил её обратно на землю, - что происходит?! А?!

- Они тебя боятся, - услышал он голос Алёны из-за спины.

Он резко оглянулся.

Собаки вскочили и глухо заворчали. Олег, сразу же снова озверев, ткнул ближайшую стволом в бок – та захрипела, он бешеным взглядом обозрел вокруг себя. Собак поблизости было штук десять – ещё неведомо сколько, поджав уши, фыркали из-за ближайших кустов.

- Что?! – заорал он на них.

Твари опять заскулили, и ближние и дальние, а некоторые как по команде пустили струйку черного поноса.

Подошла Алёна, держа автомат наперевес.

- Вот это да! Они в тебе видят главного. Вождя… то есть вожака, прикинь!

- Прикинул! – Олег удивился тому, что умеет оказывается ещё просто говорить. Хоть голос немного и сорвал, но речь понятная – оказывается сумасшедшие секут по-русски.

- Ты это… Алён. Ты как?

- Нормально, - она пожала плечами, - всё нормально. А ты?

- Не знаю… не совсем, если честно.

- Ну, я тебе скажу ты даёшь. Я думала тебя с потрохами сожрут. Как же ты с дерева-то упал?

- Да, я вообще-то не упал… У меня это… С головой что-то. Нет у тебя какого-нибудь анальгина… А ты-то чего слезла?

"Может это просто бред? так же… так просто не бывает".

А потом они вдвоём пошли, практически уже ничего не опасаясь к тому дому, где укрылись остальные девчонки. Собаки пропускали их, отбегая. Тот десяток, что валялся у них в ногах, теперь составил как бы эскорт, отгоняя с дороги других, расталкивая и кусая неповоротливых. Сколько было всего собак – сказать трудно, но все они теперь просто мирно сидели кто где и даже не пытались нападать.

И уже нигде не стреляли. Сияло Солнце. Времени от силы было часов пять, может шесть, а город уже был взят.

Алёнка шла, всё же держа наготове свой автомат. А Олег ковылял и хромал, опираясь на свой калашников, как на палку. Теперь он чувствовал полное безразличие ко всему, смертельно устал и хотел домой. 

Просто домой. Подальше от всего этого.

«Где-то он сейчас, мой дом?»

После развода, он жил где придётся. Снимал квартиру на Васильевском ( Олег Васильев с Васильевского), потом комнату на Лиговском, а в последнее время жил у одной своей подруги на Большевиков. И дело постепенно опять шло к женитьбе. Ему не очень хотелось, но подруге было уже под тридцать – ей нужон был муж. а не просто мужик. Сейчас ему было плевать, и если ей не в падлу, то пожалуйста. Давайте будем жениться. Только заберите меня отсюда.

- Будем подходить – я покричу, а то ещё в нас стрелять станут, - планировала Алёна.

Олег в ответ только поднимал брови. Мол, как хочешь.

Собаки терпеливо и угодливо следили за их перемещениями.

«Неужели кошка сдохла, - думал он, поражаясь, что ещё может о чем-то думать (оказывается сумасшедшие думают, хотя и недееспособны), - а ведь, казалось, это сам сатана. Значит не Сам. Просто прихвостень. Или детёныш… Но здоров, гад…

А может и не сдохла, а затаилась. Или убежала жаловаться папе. То-то он разозлиться. Козёл».

Олег никогда бы не рискнул раньше выразиться таким образом в адрес этого хоть и падшего, но всё же ангела, но сегодня он потерял к нему почтение. И страх потерял начисто – после такой драки…  какая уж тут теперь вежливость.

Он вдруг остановился, свесил на грудь свою отяжелевшую голову, вздохнул тяжко… и неожиданно запел…

…громко, но с горечью :

«Что вы головы повесили, соколики,

Что-то бег ваш стал теперь уж не быстрёхонек,-

                                                                                               нет, в чём-то он определённо тронулся, -

Иль почуяли, родные моё горюшко,

Иль хотите разделить со мною долюшку».

На последних тактах его подхватили собаки эскорта, вслед за ними жалобно завыли и все остальные вокруг, жалуясь на несправедливость судьбы, изливая внутреннюю тоску и жестокую душевную боль.

                                              ***

Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем Сергей понял, что собаки куда-то исчезли и больше не нападают. Не сразу пришло к нему и осознание тишины вокруг. Он лежал на брюхе, следил за лестницей, иногда оборачивался, прислушиваясь к тому, что  твориться за балконом, снаружи. Но оттуда не доносилось ни звука, кроме шороха ветра. Внутри дома ещё кто-то возился, скулил. Но присутствия в доме многочисленной своры  уже не ощущалось. Похоже, что остались только раненные и умирающие псы. Остальные ретировались.

Не сразу Серёга решился оставить свою позицию, чтобы выйти на балкон и посмотреть, что же всё-таки вокруг происходит. Он не слышал более стрельбы, и тревожился. Никак не удавалось поверить, что собаки повсеместно отступили. Но и тем более не хотелось думать, что они всех уже просто сожрали. И он остался вообще один.

Справа от лестницы открытое настежь окно с развевающимися наружу занавесками говорило, что Алёна скорее всего туда  и прыгнула.  По-видимому, в тот момент, когда Сергея собаки сбили с ног, она его похоронила.

И естественно сбежала.

Молодец.

Только вот добежала ли.

Он старался припомнить, слышал ли оттуда какие-нибудь звуки, но не мог. Всё это время ему было не до звуков. Стрельбу, какие-то крики он  слышал. И как казалось со всех сторон. Но разбираться, откуда что…

Теперь повисла тишина.

Сергей практически все свои патроны расстрелял. И в принципе не мог не радоваться передышке. И вообще очень надеялся, что это конец истории. Иначе ему осталось бы просто залезть на крышу и там ждать, пока его не выручат.

Или пока сам не помрёт.

Он подошёл к балкону, не спуская глаз с выхода на лестницу.

Коротко глянул вниз. Собак во дворе не было, лежали только бесформенные нагромождения трупов, шевелились недобитые, но живые и здоровые куда-то подевались. Все.

Что это означало, говорить было пока рано. Но картина глаз радовала.

Только вниз спускаться все равно не хотелось.

- Ну его нахрен, - сказал Сергей вслух.

Неизвестно, сколько времени он бы ещё так простоял, оглядываясь, но вдруг увидел слева идущего по улице человека. Он был метрах в трёхстах и приближался. Лица  с такого расстояния было не различить.

Точнее даже сказать, этот человек не просто шёл, а брёл. Рассеяно пинал попадающиеся на пути камушки, качал головой, как будто в такт какой-то своей мелодии.

Сергея восхитила эта, как он полагал, нарочитая беспечность. Гражданин не мог не слышать, какая пальба тут только что была.

Сергей стоял и как заколдованный на него смотрел, и почему-то даже рта не мог открыть, чтобы предупредить приближающегося смельчака о смертельной опасности, которой тот себя подвергал, таким неторопливым образом передвигаясь.

И наконец тот приблизился настолько, что можно уже было различить черты его лица.

Сергей с удивлением узнал в нём капитана.

Без кителя, но в сером гражданском пиджаке, в мятых форменных штанах, заросший тёмной щетиной,  шёл с отсутствующим видом, глядя только себе под ноги. Вокруг ничто и никак не реагировало на него. Даже подстреленные, но ещё живые собаки не обращали на него внимания, поглощённые, по-видимому, своими проблемами. Тут и там лежали они, некоторые дёргались, возились, пытаясь встать, но в большинстве просто тихо поскуливали, истекая кровью, и только иногда вздрагивали и поднимали свои уродливые головы, осматриваясь вокруг.

Только помощи им ждать было неоткуда.

Ветеринаров эвакуировали.

Серёга уже больше не чувствовал былого страха перед этими созданиями, теперь их было жалко. Боль – это всегда боль, она уравнивает всех. Если бы у него было достаточно патронов, он бы их добил, чтобы не мучались.

Капитан был уже совсем близко, когда Серёга тоже решился сойти вниз. Но идти через дом он заставить себя не мог. Перелез через перила, схватился за них руками, свесился и спрыгнул, благо было не высоко. И даже умудрился, приземлившись, не ударить себя автоматом, хотя уже приготовился к этому.

Перешагивая через убитых собак, обходя раненных, он подошёл  к забору в том месте, где разворотил его своими пулями. Перебитый штакетник держался на честном слове, и Сергею удалось без труда, двумя пинками расчистить себе путь на улицу, тогда как пространство перед калиткой было сплошной баррикадой из убитых собак.

Капитану оставалось сделать лишь несколько шагов, чтобы поравняться с Серёгой. Тем не менее, командир даже не поднял на него глаз, взял  левее, обошёл Сергея и, обдав перегаром, пошёл дальше.

- Слышь, - позвал недоумевающий Серёга.

Капитан не отреагировал.

Сергей подшагнул и, дотянувшись, схватил его за плечо.

- Слышь, стой! Ты чего?

Капитан покорно остановился, но так и стоял с опущенными глазами.

Серёга ужасно опасался, что неожиданное перемирие сейчас кончится, опять выскочат собаки и разорвут их к собачим же чертям. Но поведение капитана вводило его в ступор. Его уже в который раз посетила мысль, что он попал в какое-то странное кино.

И невозможно было определить, что там у них дальше по сценарию.

Он обошёл капитана и заглянул ему в глаза - тот старательно их отводил.

- Ты чо, капитан?

Тот молчал.

У Серёги возникла мысль взять его на мельницу и вынести отсюда, пока ещё можно. Он уже поймал его рукав, приноравливаясь. Но командир дёрнулся и неожиданно заявил:

- Не бойся, собаки на вас больше не нападут.

Вырвал рукав и пошёл дальше.

- Подожди, ты чего! Почему?!

Ничего себе!

- Тебе-то откуда знать?

Но видимо у капитана были причины молчать, и он не отвечал. А только прибавил шаг. Серёга пожал плечами и оглянулся. Его взгляд упал на лежащую рядом собаку с оторванной задней лапой. Убитых собак  была целая туча. Теперь просто очевидно, что в них кто-то здесь стрелял ещё – не только Серёга с Алёной, потому что трупы лежали не только возле калитки и напротив, но и дальше, вплоть до перекрёстка, куда сейчас направлялся их командир.

Правда какой-то охреневший командир.

Или он всегда, может, был охреневшим.

Собака была ещё жива, она неотрывно смотрела на Сергея, и в отличие от капитана, прямо в глаза. Её брыли обвисли, она тяжело вдыхала и болезненно облизывалась, в её глазах были слёзы и читалась мольба. А клыки… Серёга уже не замечал клыков. Он видел только несчастные собачьи глаза.

«Собака не виновата, виноват её хозяин».

Кто ваш хозяин?

Судьба?

Сергей почувствовал себя плохо, вытер лицо пятернёй, как будто снял маску, поднял автомат и одним выстрелом добил собаку, попав в голову.

Капитан остановился, посмотрел на Сергея.

Но ничего не сказал.

Подождал, пока Серёга подойдёт.

Они зашагали рядом.

Дойдя до перекрёстка, Сергей засомневался куда свернуть, но капитан, как будто зная, свернул направо. И, наверное, правильно, потому что именно туда вела кровавая тропа из собачьих тел.

- Слышь, капитан, ты-то как сам?

Сергей не очень ждал, что тот ему что-нибудь ответит, но неожиданно капитана прорвало:

- Послушайте! Ну, какое вам до меня дело? Ну, как я! или никак! Зачем я существую, зачем я на свет родился…

Он всхлипнул, и Сергей подумал, что командир ещё на кочерге, если не добавил. Захотел его как-то успокоить:

- Это…

Но тот перебил:

- Да, всё! Не надо! Вы молодцы, вы герои, вы выстояли, удержались. А меня не надо трогать. Я червяк, говно.

- Да ты с ума сошёл.

- Точно. Я сошёл с ума. Но это ещё не самое страшное…

Тут открылась вдруг дверь того дома, где Сергей оставил девчонок, и им навстречу вышел Андрей.

С автоматом наготове. Через несколько шагов остановился, дожидаясь их.

- Ну что, как у вас? Живы? Слышали, как они выли?

- Жив, - пожал плечами капитан, - вот видите жив. Правда, не совсем понимаю зачем.

- Ладно тебе, капитан, прекращай. Пошли в дом. А то, неровён час, собаки опять.

- Кто выл, Андрюха?

Андрей открыл было рот, но капитан его опередил:

- Не будет больше собак.

- В смысле? – спросил Андрей, недоумевая.

- Они вас больше не тронут. Они уходят.

- Куда?

- Подожди, - вмешался Сергей, - расскажи толком!

- Хорошо, ладно. Пойдёмте только в дом, - нетерпеливо сказал Андрей, - там всё расскажите. Нашли тут время диспуты устраивать…

Они зашли внутрь и поднялись на второй этаж, где их встретили испуганные девчонки. Капитан прошёл в комнату, сразу приметив кресло-качалку, сел в него.

Женский крик снизу и, как показалось, пьяное мужское пение не дали начаться обсуждению.

Все, кто был в комнате, подошли к окну, кроме капитана, который сидел, тихо раскачиваясь и глядя в черный экран телевизора.

- А Лёха где?  – спросил Сергей.

- С Феликсом, на крыше, - ответил Андрей.

Вот оказывается как – с Феликсом. Ну и имечко. А может кличка?

По улице, со стороны универмага шли двое – Алёна и Олег. Причем Алёна тащила два автомата и поддерживала Олега под мышку. А тот еле двигался, спотыкаясь. Неожиданно, непонятно откуда на улицу выскочил Лёха, подбежал к Олегу, подхватил его с другой стороны, и они поволокли его вместе.

У Сергея сжалось сердце от сознания своей вины. Он не успел предупредить Олега, и теперь тот, видно, ранен. Вся его одежда, джинсы и грубая льняная рубаха, выглядели лохмотьями, весь он был какой-то чёрный, даже лицо, он что-то напевал, иногда во весь голос матерился. Но не казался пьяным.

Сергей тоже решил помочь, и поспешил на улицу. Подбежал ближе.

- Алёна, дай-ка я.

- Сергей, ты живой! Я ведь думала, тебя загрызли.

- Я сам так думал. Давай.

Он переложил Олега на себя. Оказывается, тот был чёрным от засохшей крови. Серёга не мог взглянуть на себя, поэтому не знал, как выглядит сам.

- Пацаны, - сказал Олег глухим, совершенно незнакомым голосом, - в собак больше не стрелять. Не вздумайте. Они нас больше не тронут.

- Ни хрена себе, - изумился Сергей, - и этот туда же. Вы что, блин, с капитаном – Ром и Ромул?

- Какой ром… и кто?

- Ладно, это я так. Щас всё поймёшь… Там наш капитан объявился.

- Да ну? – сказал Лёха.

Олег только с шумом втянул в себя воздух и опять что-то замычал. Похоже, ему основательно плевать  было на то, кто там объявился.

Когда они затаскивали его по лестнице, он неожиданно проявил самостоятельность, растолкал их и поднялся наверх сам.

А наверху, у дверей, остановил Сергея и спросил:

- Причём здесь Ром и Ромул?

- А почём ты знаешь, что собаки больше не будут кусаться?..

- Ты ответь!

Сергею сделалось неловко, он жалко улыбнулся.

- Да я сам не знаю. Просто к слову пришлось. Их же волчица выкормила.

- Ну?

- Ну и всё.

- А логика?

- Никакой логики.

- А  мораль тогда?

- Нормальная мораль:  любите природу, мать вашу, - он  улыбнулся несколько шире.

Олег сдвинул брови и внимательно на Сергея посмотрел:

- Вы мне что, правда снитесь все?

                                                                              ***

Смеркалось.

Такой тяжёлый, необычно жуткий день прошёл.

Наконец-то зашло солнце, и  темнота накрывала постепенно безобразное полотно их дневных творений.

Сергей смотрел в окно и думал над тем, что сказал капитан.

Что собаки эти - не совсем собаки, что кошка, которую он видел – не сон, что их оставили в покое, потому что просто зауважали.

Олег сидел в кресле и делал вид, что спит.

Девчонки дремали тут же рядом, съёжившись на неразложенном диване. Пацаны сидели на кухне, пили что-то, принесённое Феликсом из соседнего дома.

Капитан пил с ними.

Сергей твёрдо решил больше не пить, поэтому даже не присутствовал на кухне, чтобы не поддаться искушению. Он смотрел в окно, смотрел на две зажженные им свечи в бронзовом пыльном подсвечнике. Смотрел на отражение огня на оконном стекле, на всё более явственно проступающее своё собственное отражение.

Голоса, доносящиеся из кухни, были хорошо слышны, хотя мужики и старались говорить полушёпотом. Они там успокаивали капитана, которого, как Сергей только узнал, звали Васей.

Вася сетовал на судьбу и проклинал, ненавидел себя за трусость.

К нему, как он говорит, прошлой ночью приходил Сатана. В обличии той самой кошки.

И Олег тоже видел, оказывается кошку, но у него хватило мужества, хоть это и каламбур, удрать от неё.

И ведь никому не признался паразит.

Потом он в неё стрелял…

А капитан с ней разговаривал. С перепугу на все её вопросы ответил положительно. И таскался за ней потом целый день.

Теперь, конечно, опасался за свою душу.

Она его затем сама отпустила. Но с ним передала весточку для Олега, что тому, мол, надо прийти к кинотеатру после захода солнца. Одному. И лучше бы ему прийти, потому что это в его интересах.

Олег же, насколько мог видеть Сергей, никуда не собирался, а напротив пытался заснуть.

И правильно делал.

Но с другой стороны, это конечно честь.

Это ж ни хрена себе, кто ему стрелку забил.

Серёге не спалось. Он ещё сколько-то времени просидел у окна, но потом всё-таки решил пойти на кухню.

- Скажи нам, Василь, зачем всё-таки нас сюда послали…

- Кто вас посылал? Вы же сами все поехали. Вам прислали по повестке, и вы как молодые припёрлись в военкомат. И потом вполне могли бы закосить. Какие сейчас на вас законы. Молодёжь вон от призывов разбегается, а уж вас-то и вовсе никто бы не мучил, - он поднял указательный палец, - никто вас не посылал. Вы сами поехали… Понятно - чтобы развеяться. Вот меня послали. Я военнослужащий. Мне за это зарплату платят…

- Да уж, развеялись, - пробурчал Лёха.

- Ну, что это такое,  - продолжал  капитан, уронив голову на руки и не обращая внимания на Лёху, - Я пью, но не могу опьянеть.

- Подожди, - заверил его Андрей, - мы всего-то и выпили…

- Вы понимаете?! Я продал свою душу… Даже не продал – отдал! Даром!

- И что теперь, - спросил Лёха.

- Не знаю.

Лёха нагнулся, чтобы заглянуть ему в глаза:

- Тебе страшно?

- Что-то вроде того, - устало ответил Вася.

- Да что ты… Василь , - успокаивающе басил Феликс, - богу, чёрту – какая разница.

- Не скажи, я буду в аду гореть, а ты в раю тешиться.

- Да подожди ты, - и Феликс выдал такое, что вызвал всеобщее если не уважение, то удивление -  если мы все – дети божьи, образ его и подобие, и при этом так далеки от него, от целей его и дел. И уж коли он – есть абсолютное добро, а в нас добра едва хватает, чтобы заполнить половину нашей души, другую же половину, на равных правах с добром занимает в нас зло, то почему же детям адовым – демонам Сатаны – полной нашей противоположности, антилюдям этим, монстрам инферномиров, которым издревле приписывается, как и Сатане, абсолютное зло, не оказаться настолько же половинчатыми носителями идей своего создателя, какими являемся и мы… Поэтому, я считаю, с ними можно договориться – раз, а во-вторых – эта вечная боязнь человека попасть под власть Сатаны до или после смерти, влиться каким-то образом в ряды его детей  -  даже если сие и случится, то управлять своими подданными он сможет не более, чем господь Бог управляет  своими…

- Постой, - проговорил Андрей, оправившись после первого шока. Ну не ожидал он такого от Феликса,  - постой… Ничего ты загнул… Ну, лудно… Вот ты говоришь… А ведь можно допустить, хотя церковь и не позволяет… Допустим, что Сатана сильнее Бога.

- Та-даан! - пропел Лёха, - ты врубайся Вася…

Распрямившийся было Вася, опять втянул голову в плечи.

Сергей понимал его – то, что для остальных было не более, чем пьяной полемикой, им наверняка воспринималось несколько по иному.

- …или хотя бы то, - продолжал Андрей, - допустим что характер его силы другой, и   влияние её на людей, то есть на антилюдей, как ты выразился, более серьёзное.

- Но всё равно, - отвечал Феликс, с выражением удовольствия на лице, - даже если так, то во всяком правиле есть исключения, и среди злобных, чёрных помыслов инферносуществ встречаются, должны встречаться… и даже не просто должны, а в силу разумности этих существ, могут и преобладать… помыслы и мотивы понятные, объяснимые, то есть по сути добрые. Се ля ви.

Он какое-то время помолчал, никто ему ничего не возразил.

Он поднял из-под стола небольшую бутыль с мутной жидкостью, разлил всем.

- Серёга, будешь.

Сергей поморщился:

- Не.

- А мы выпьем.

Выпили.

Феликс всосал в себя солёный огурец и сказал:

- Короче, неважно, кто ты и откуда родом – из садов Эдема или с адовой сковородки, - Сергея поражала  способность Феликса так долго отслеживать мысль, -  неважно, как ты выглядишь. В первую очередь каждое мыслящее существо – личность, вот на это и надо обращать внимание. Важно кто ты как личность, какие цели лично ты преследуешь. Кстати, уверен, что антилюди в вопросе смысла жизни не менее беспомощны, чем мы. Хотя, возможно, они более информированы об устройстве мира, но это скорее всего тот случай, когда знание ответа на один вопрос порождает множество новых.

- По крайней мере, я ничего такого не знаю, - обрадовался Вася.

- Узнаешь, - хмыкнул Лёха.

- Ладно тебе.

- А что, может предложим девчонкам немного, - сказал Андрей, - чтобы заснулось потом.

- Они уже и так спят, - сказал Серёга, и пошёл в комнату.

Девчонки действительно мирно дремали, укрывшись пледом. Сергей прошёл на свой пост к окну и увидел, что Олега-то в кресле и нет. Он заглянул в другую комнату, но и там его не было.

"А ведь я стоял на кухне около самых дверей, но ничего не видел и не слышал".

Как он смылся?

Сергей подошёл к окну, выходящему на рощу.

Так и есть. Приоткрыто.

Он высунулся. Внизу чернела крыша сарая. Очень легко было перелезть на неё, а уже потом спрыгнуть на землю.

Сумерки сгущались, но всё ещё было вполне различимо.

Сергей постоял у окна, прикидывая всё и так, и эдак. Потом вернулся, взял автомат, прихватил ещё один рожок для пожарного случая и вслед за Олегом, тем же путём, отправился на вечернюю прогулку.

Хотя его-то никто и не приглашал.

Сполз вниз, аккуратно прикрыл окно. Пройдя несколько метров по покрытой толью крыше, спрыгнул.

Он не знал, зачем, но уже если решил, то решил.

Шёл настороженно и думал о собаках. Ему было трудно поверить в то, что все они ушли, как сказал капитан, из города.

И в то, что Олег мог ими командовать. Сергей полагал, что это заблуждение. И оно крылось в том, что Олег слишком очеловечивал их, или по крайней мере приземлял.

Что на самом деле  у них на уме – Бог ведает.

Аккуратненько наступая, стараясь не трещать сучьями, Сергей шёл вперёд.

Какие-то отдалённые звуки - не впереди, от кинотеатра, а справа – заставили его остановиться. Какой-то гул, шуршание, треск. Но ничего определённого.

Шелест трепещущей на ветру листвы мешал что-нибудь толком расслышать.

Сергей постоял немного, потом пошёл дальше.

Подходя к площади, он  забрал круто влево, и вышел на асфальтированную дорожку. Отсюда он начал двигаться медленно и осторожно, тем самым предприняв все меры предосторожности, на какие был способен. Чтобы его не услышали и не учуяли. – Теперь он находился от кинотеатра с подветренной стороны.

Пока он так шёл, сумерки сожрали уже всё пространство вокруг. Площадь впереди была практически неразличима в тени громады здания кинотеатра. Никого впереди не наблюдалось и не было слышно ни звука.

Он постоял, потом пошёл через площадь. Быстро и, как ему казалось, бесшумно.

Вдруг совершенно неожиданно он услышал слева треск, шаги и низкие голоса.

Сергей боялся, что если его обнаружат, то это как-нибудь навредит Олегу, а следовательно и им всем. Нужно было куда-нибудь спрятаться. Пересечь в обратном направлении площадь он бы при всём желании не  успел. Поэтому у него был только один путь. Он на цыпочках подбежал ко входу, приоткрыл двери и практически без звука просочился внутрь. Прошёл несколько метров и замер. Шаги и голоса приблизились почти вплотную. Безусловно, один из них - различалось - был Олег. Голосом, хотя и изменившимся, но узнаваемым, он спокойно что-то выспрашивал. Его собеседник медленно отвечал, но ЭТОТ голос… Сергей понимал – если останется жив, то не забудет никогда. Глубиной и тембром своим он заставлял дрожать внутренности, объёмом подавлял сопротивляющиеся нервы и волю.

Чтобы просто пообщаться с таким…

Нужно было быть лишённым страха.

Чтобы его удалили хирургическим путём, как аппендикс.

Сергей перестал дышать, превратился в камень –  голоса оказались у самых дверей. Теперь всё ясно было слышно:

- Нет не бестелесный.

- Значит, вроде как продолжение?

- Скорее ещё тур.

- А смерть – таймаут?

Пауза.

- Она в процессе доминанта.

- А сам процесс – движение к свету?

Пауза.

- Может поиск возможности движения к свету. А может возможность поиска.

 - Что, может ничего и нет? И света никакого нет?

Неопределённый шипящий звук.

- Просто вы вообще ничего не можете достигнуть. Вам это и не нужно.

- Почему?

- Вы пища.

- Чья?

- Вряд ли ты готов…

- Говори.

- Бога…

Сергей упал и отключился, его нервы не выдержали напряжения.

                                                              ***

Олег тащил бесчувственного Сергея, едва сам передвигая ноги, тащил серёгин автомат. Вокруг  двигался собачий эскорт.

Эти псы признали его, зауважали и теперь любили, уверившись в его дурную силу.

Но ОН остановил других  –  теперь Олег с этим был согласен.  Душу лишь тешило, что хоть эти-то кое-что уяснили для себя самостоятельно. Они Олега не раздражали, нет, и почти не вызывали желания кинуть в них камнем, но вообще-то были ему совсем не нужны. Хотя как слушались. Загляденье.

А Серёга оказался тяжеленным, с виду и не скажешь. Олег нёс его на закорках, повесив автомат на шею. Сам он явился на встречу без оружия. То есть практически без оружия – засунул за пояс штык-нож. А то как-то не честно получалось: у того и когти, и зубья вострые, а него только хрен да сопля.

Короче просто так, для этикета.

Было ли ему страшно? Наверное, было. Когда Он вышел ему навстречу, неожиданно и бесшумно, Олег почувствовал, что у него внутри разом всё смёрзлось. Наверное, это и был страх. Но более он никак не проявлялся.

Олегу почему-то показалось, что кот пришёл не тот  -  не тот, кого он расстрелял на пожарной лестнице. Слишком уж этот уверенно двигался и ничем не напомнил о своём недавнем поражении и унижении. К тому же когда говорил, то о себе почему-то упоминал во множественном числе. Олег сначала подумал, что, мол, «мы – Николай вторых», но потом выяснилось, что их – где-то там, не известно где, слава Богу, что не здесь – целая кошачья нация.

Олег теперь понимал, что не смотря на всю проявленную в последовавшем разговоре собственную инициативу, тему всё же вёл ОН.

Но сначала говорил не очень охотно, как будто раздумывая, стоит ли продолжать. И поэтому Олегу пришлось самому выспрашивать это перекормленное четвероногое о том, что вообще происходит. Какого хрена они, вместе с собаками, этими выродками адовыми, вырезали столько народа.

Если как один разумные и разговаривать умеем?!

Ублюдочная тварь от прямых ответов поначалу уклонялась, но потом вдруг разошлась и, как с трамплина, съехала на такие заумные материи, что там доктору философии делать было нечего, не то что Олегу с его зарезанным техническим.

А он, дурак, ещё и повёлся.

Умника из себя строил: «движение к свету…»

Какое нахрен «движение»?!

Ещё и Серёга - бедняга, наверное, успел что-нибудь услышать. Нужно оно ему было?

Прятался там бедолага, но котище его сразу  учуял. Просто ему было похрену.

Котище.

Убо`ище.

Он дотащил Серёгу почти до универмага, когда тот наконец-то стал проявлять признаки жизни.

Олег прислонил его спиной к столбу и вылез из-под него.

- Ну чо, Серёга, живой?

Серёга открыл глаза. Непонимающе смотрел на Олега.

- Скажи что-нибудь. Язык-то цел?

- Олег…

- Во, молодец! 

Олег обернулся к собакам и сказал:

- Конвой свободен!

Те стояли, насторожив уши.

Олег нахмурился, деланно сокрушаясь:

- Ну что за бестолочи?! Конвой свободен, я сказал. Брысь!

Он резко дёрнулся в их сторону. Собаки шарахнулись, отбежали, оглянулись, постояли немного и  потрусили таки  прочь. Они может и держались потом в стороне, возле деревьев, но уже больше не показывались. Ну, это и правильно.

- Ещё не такая будет выучка! Я вас научу жизню любить. Вы  у меня огурцы по команде есть будете, – Олегу нравилось, что его слушались эти клыкастые чау-чау. Впрочем, если бы и не слушались, то он бы не надолго расстроился. Они ему сами по себе не очень были симпатичны. Они друг–дружку жрут, Олег сам видел. К утру ни одного трупа нигде не останется. Всех растащат, чтобы добро не пропадало. Трудно было себе даже представить, сколько их было всего. Если за ночь тридцать человек умудрились схарчить, и теперь всё жрут, жрут…

Возможно, правда, ещё кто-то остался, капитан же вон выжил… Конечно, остался, - Олег с досады плюнул, - почему бы нет. Залез куда-нибудь, как тот паренёк. И подох тихонько, чтобы никого не беспокоить.

Сволочи! Бестолочи! Убойники!

- Давай, Серёга! Передвигаться можешь? Мне тебя тащить надоело.

Серёга мотнул головой.

- Что, нет? – удивился Олег.

- Да, - Серёга уже очухался, и просто тряс головой, чтобы разогнать хмарь из башки – да, конечно, пошли.

И они пошли. Касаясь друг друга плечами, по кромешной тьме в кромешную же тьму. Дорога впереди едва проглядывалась.

Серёга молчал, не совсем понимая, что происходит, и почему Олегу пришлось  на себе его тащить. А Олег не спешил объясняться, внимательно смотрел под ноги, и старался, сосредоточив внимание, не спотыкаться. И тем не менее постоянно, через каждые три метра оступался. Серёга тоже – только что не падал.

- Слушай, - сказал Олег, - ты бы лучше, чем ружьё с собой переть, фонарь бы прихватил. Смотри темнотища. А звёзд-то сколько!.. Однако же всё равно ничего не видно.

- Где я тебе возьму фонарь? – Сергея удивила обыденность темы, но он так и не мог ещё врубиться, что происходит.

- Где?.. Вчера в универмаге мог бы прихватить.

- Сам бы и прихватил, - автоматически отреагировал Сергей.

- Да? Мне некогда было. Надо было успеть джинсы померить.

Сергей сказал голосом зомби, которого неожиданно заинтересовали судьбы текстиля.

- Ну, и где они теперь, твои джинсы.

Олег хмыкнул носом.

- Понятно где. Там же где и фонарик.

Свои изодранные штаны он сегодня выкинул, а те, что своровал вчера – остались где-то на диване, в кинотеатре. Днём ему никак не приходило в голову, что они ему могут зачем-то понадобиться, поэтому он даже не задумался о них, не единожды туда забегая. И теперь ходил в спортивных штанах, которые дали ему девки.

- Эй, - услышали они впереди голос, - Серёга, Олег? Это вы?

Голос был Лёхин.

- Не, это не мы, -  под нос пробурчал Олег, - это Фреди Крюгер и Джесси Джейсон… Кому ж ещё быть-то, Лёха?!

- Куда вы подевались?

                                                                              ***

- Короче так, - Олег опять устроился на кресле-качалке, с которой, как только он вошёл, соскочил капитан, - всё нормально. Можно спать, завтра поедем домой.

- На чём? – удивился Феликс.

Олег распрямил болевшие гудящей болью ноги, впервые подумав о том, что ему нужно будет наверное потом проколоться от бешенства – царапины ему промыли ещё днём и прижгли зелёнкой, но это ещё не гарантия от водобоязни. К тому же лохматые могли заразить и чем-нибудь похуже.

- На чём? -  он обвёл взглядом ребят и окончательно проснувшихся девчонок, устало вздохнул, - мне этот Вельзевул усатый сказал, что если пройти по дороге, где мы сейчас… в другую от вокзала сторону, то она упрётся в другую дорогу. Там надо направо. Через пять-шесть километров наткнёшься, говорит, на целую автомобильную пробку… Они там почти всех сожрали. Мало кто отсюда, получается, и уехал.

- Как… почти всех, - тихонько переспросила Алёнка и всхлипнула

- Не знаю. Это… этот так сказал. Не надо бояться смерти, родная,  смерть – сама  лучшее лекарство от боязни.

Алёна уткнулась лицом в плечо сидящей рядом Лены, та обняла её, погладила по спине, утешая, и через три секунды сама уже тоже плакала.

Олег почувствовал себя вконец отмороженным ублюдком, но вернуть сказанное уже не мог.

- Олег, а это правда дьявол? –  замычала Лена, глотая слёзы.

- Ну, девчонки, девчонки, - успокаивала их Валя.

Рита сидела тихо, но неожиданно почти в голос зарыдала. Олег заторможено смотрел на них, пытаясь припомнить, у кого здесь пропал дед - громче всех орала Рита, но Алёна была первая.

Мужики молчали, но молчали вопросительно.  На лицах читался ужас.

У Олега от перегрузок непроизвольно сокращались мускулы, лицо стягивал лёгкий тик, но он непринуждённо зевнул, криво усмехнулся и сказал:

- Да какой там дьявол! Так… чёрте что. И бантик сбоку.

- Но это правда кошка?

- Она.

- И разговаривает?

- Ну, вроде как… Хорош вам. Что вы как детки. Есть она и есть! Насрать на неё!..

Он хотел на этом закончить.

Но они ещё долго-долго говорили об этом.

О дедушке, о Боге и Дьяволе, о конце света и апокалипсисе…

Но это говорили они, Олег старательно от темы отклонялся и отнекивался. Вставлял только отдельные фразы. В конце концов, его друзья  самостоятельно решили, что они всё-таки герои. И что, должно быть, спасли мир. А между тем, выпили весь принесённый Феликсом мутный самогон, немного поплясали, потом добились от Олега краткой поздравительной речи, после которой обессиленные упали, наконец, кто где.

А когда уже почти все захрапели, подошла Алёна.

- Не хочешь пойти подышать.

Её, наверное, надо было как-то утешить, она красиво улыбалась, но он так устал.

- Ты знаешь, нет. Надышался я что-то.

Скрипнуло кресло, когда девушка, не смотря на недружественный тон,  присела к нему на колени.

- Пойдём…

Олег в принципе был бы не прочь, но после такого дня во всём сомневался.

- Знаешь, давай лучше в другой раз. Ты откуда кстати?.. Из Гродно? Это где? На Украине? Мило…А? В Белоруссии? Ещё лучше. Вот и оставь мне свой адрес. Глядишь, я тебя как-нибудь навещу…

Алёна облизнулась, двумя руками подняла его голову и…

"Идиотка!.."

Говорят, что на мужчин действует такая обстановка, когда огонь открытый.

Огня было всего ничего – пара свечей, но на Олега подействовало. Он сдался. Точнее поднялся.

Дотянувшись одной рукой до подсвечника, он взял его и сказал тихо:

- Пошли в другую квартиру.

Двери в соседний номер, на счастье, оказались уже взломанными.

А когда  они в той квартире оказались одни, он даже обнаглел.

- …ну-ка, дай посмотреть, что там у тебя в штанах… Ух, ты, мин херц! И вправду девка. А смелости, как у гренадёра…

                                                                              ***

Утром в их окно косо ударило Солнце.

Луч упал на Олега и он проснулся. Открыл глаза.

Он лежал на левом боку, отвернувшись от Алёны. Но она обвила его сзади прижавшись, и ему никак было не выбраться из постели, не разбудив её.

Ночью, перед тем как уснуть, он выяснил, что в ванной есть газовая горелка – присутствует газ и нормально течёт вода – и теперь хотелось как следует, а не наспех, помыться, постоять под душем, погреться.

- Что, встаём? – сразу подняла голову Алёна.

Олег сел на кровати, посмотрел на девушку – она и сегодня не казалась ему менее симпатичной, хотя за ночь он с ней наобщался, и теперь чувствовал  лёгкое отторжение.

 - Лежи, лежи, - он нагнулся и, сделав над собой небольшое усилие, поцеловал её.

Неожиданно это оказалось более приятно, чем он ожидал.

Вкусно.

Но, тем не менее, повторить не захотелось.

- Я в душ…

И поплёлся, хромая.

Ванна прекрасно освещалась дневным светом через окно на кухню, и на одной из многочисленных полочек нашёлся даже шампунь. А Алёна принесла чистое полотенце.

Что-то, конечно, ощущалось нехорошее в том, что они  здесь хозяйничали. Но как-то неостро.

После душа он почувствовал себя лучше, даже немного отпустила боль в ногах. Найденной в шкафу зелёнкой, он опять старательно прижёг все царапины, уделив больше внимания наиболее глубоким.

Когда они вернулись в общество, там вкусно пахло и не смотря на некоторую тесноту ощущался почти домашний уют. Олег и вовсе позабыл о своих ранах и синяках.

Какого-нибудь особенного внимания их появление не привлекло. Потом, правда, наблюдалось во взглядах девчонок естественное понимание, но и в них не читалось ни одной лукавинки.

Потому как ночью всё прошло на удивление `счастливо, то Олегу, в принципе, и в будущем нечего было опасаться какой-либо в свой адрес иронии. Но хуже то, что ему это, по большому счёту, было безразлично. Его чувство собственной важности после вчерашней вечерней прогулки и недолгой беседы с одним единственным представителем другого измерения  как-то усохло, съёжилось и едва в теле теплилось.

До сих пор в ушах стоял жуткий голос: «Пища…»

Вот мы кто…

Он хотел зайти вслед за Алёной на кухню, но из неё вынырнул Андрей. Пропустил с улыбкой Алёну, а ему сказал:

- А ты давай, проходи в комнату. Там поедим.

- А что будем есть?

- Что Бог послал, дорогой.

Здесь тоже из ванной слышался шум воды и сладострастное фырканье.

Олег прошёл в комнату, сел за раздвинутый почти во всю её ширь стол, осмотрел нехитрую сервировку и заулыбался.

- Хорошо.

С ним согласился Лёха, сидевший тут же:

- Ничего. Ага. Мы тут джином баночным разжились. Хочешь?

Олег фыркнул.

- Где вы только находите эту заразу?

Лёха издал смешок:

- Опять Феликс припёр. Его наверно в пустыню выкини, он и там, хоть сухого, но отыщет.

В комнату заглянул Феликс:

- А сухого не будет, найду твёрдого.

- Мы уже врезали по банке, - подвинулся на диване Лёха, уступая место, - чтоб подлечиться и пожрать по нормальному.

- А они? – спросил Олег, кивнув головой в сторону кухни.

- Не, девчонки не стали. Им-то что, они почти не пили.

- Эт правильно, нам ещё сегодня ехать и ехать.

- Если ещё будет на чём ехать.

- Посмотрим. Чего сейчас  говорить. Чем это у вас так пахнет? – спросил Олег вошедшего Андрея.

- Картошка с тушёнкой, яичница… колбаска.

- Ну, молодцы! А Серёга, что - в ванной?

- Там.

- А капитан?

- Очереди ждёт. Тоже помыться хочет.

- Пусть вон напротив идёт, где мы спали. Там ванна свободная.

Андрей поднял глаза в потолок и сказал громко, обращаясь к капитану:

- Слышь, Василь! Иди в соседнюю квартиру, напротив. Там в ванной никого.

Повисла небольшая пауза.

- Да не, ничо - донёсся голос, - я подожду.

- Ссышь, что ли?

Вася молчал.

Андрей опустил брови и добродушно резюмировал:

- Ссыт.

- Ладно вам, - вступился за капитана Лёха, - кто бы не зассал на его месте.

- Это точно, - с готовностью согласился Андрей, - мне и на своём-то как-то не очень. Если бы не допинг вчерашний - до утра бы не дожил. Ну, а с этим…

Он взглянул на упаковку баночного джин-тоника:

- Мы ещё и сегодня продержимся.

- Вы только очень не налегайте, - сказал Олег, - чтобы соображать могли, если что…

- Добро. Конечно.

Девчонки притащили картошку. Потом внесли яичницу, прямо на сковороде, поставили на середину.

С полотенцем на плече вышел к столу Серёга.  В ванну, на смену ему, поплёлся в одних трусах взлохмаченный капитан.

- Давай, Василь быстрее! Картошка же стынет.

                                                                              ***

С собой решено было взять только самое необходимое.

Еды, принесённой сюда девушками, было достаточно, но решено было не брать с собой сумки, чтобы не занимать руки поклажей. И так как все рюкзаки, так или иначе, остались в кинотеатре, а идти за ними никто желанием не горел, то всё, что было возможно, рассовали по карманам, набили за пазуху. Найденной в кладовке изолентой автоматные рожки были связаны по два,  а лишние тоже отправились за пазухи. Вокруг джин-тоника вспыхнул было спор, но Феликс твёрдо сказал, что здесь его не бросит, а как понесёт - это его проблема. Короче, одну сумку они с собой все таки прихватили. Ну а  раз так, то положили туда ещё два двухлитровых бутыля с водой.

Сборы прошли за полчаса.

Таким образом, приблизительно в полдень они уже маршировали походной колонной по намеченному маршруту.

Олегу не нравилось, что они были вынуждены действовать по указке его ужасного вчерашнего знакомца, но и не доверять ему оснований вроде бы не было.

То есть основания, конечно, были. Враг - он и есть враг. Только зачем ему устраивать ловушки, если он мог, например, их сегодня ночью взять тепленькими. Или всё же не мог?

Олег шёл позади всех, рядом  с Феликсом. Почти уже не хромал – расходился. Впереди Андрей, по бокам Алексей и Серёга, капитан и девушки – в середине. Капитану, согласно чину, вручили макаров, который до этого был у Лены.

Они проходили возле здания РУВэДэ, когда Феликс неожиданно предложил Олегу понести немного его сумку и забежал в здание. Общее движение замедлилось, но Феликс тут же выскочил, держа в своих ручищах штук шесть, если не восемь, полных магазинов от калашникова. Он бросил их в свою сумку.

- Слышь, Василь, - позвал он, - на!

Догнал и отдал капитану две обоймы для его макарова.

Капитан поблагодарил.

Феликс опять пристроился в хвосте, рядом с Олегом.

- Ты утром на ВОКЗАЛЕ был.

Феликс нахмурился.

- Да.

- Похоронил?

Тот несколько раз кашлянул.

- Нет… Оставил как есть. Собаки же… выкопают.

- Правильно.

Вокруг, как и предполагал Олег, не было сегодня ни одного собачьего трупа, похоже даже кровь была с асфальта подлизана. Так что собаки далеко, конечно, ещё не ушли. И соберутся ли  они вообще теперь в свои родные края.

Но вроде как КЫСЯ пообещала, что к вечеру должны слинять.

У них там дисциплина.

Искуситель драный. Освободитель, блин!

Представить себе нельзя, чтобы они вот так туда-сюда слонялись. Что это за ад такой, если там имеется ещё и выход, а не только вход.

- Если я так все понял, - пробурчал Олег.

- А? – откликнулся Феликс, - чего ты не понял?

- Да не-е,  это так… Вот как ты думаешь? – сказал Олег негромко, чтобы другие не слышали, - Ну кто бы поверил, будто я нормальный, когда со мной кошки по-русски говорят.

- Чего это ты?

- Не знаю. Всё думаю: псих я или нет.

- А! Ну, тогда скорее нет.

- Это почему?

- А психи об этом не думают. Они вообще не думают.

Вдруг идущий впереди Андрей остановился.

- Твою мать, - сказал он.

Олег с Феликсом выглянули из-за спин. И тоже ошалели от увиденного. На десятки метров вперёд простирались следы прошедшего ночного боя, точнее несомненные свидетельства  ночного неописуемого кошмара, которого Олегу чудом удалось избежать.

- Мамочки! – просипел Феликс сдавленно. Очень эмоциональный возглас, учитывая его личные габариты, но в данный момент оправданный.

Лёжа на асфальте, прямо на них глядело пустыми глазницами то, что ещё недавно было чьей-то головой. Часть скальпа вместе с остатками волос находилась рядом с обгрызенным безжалостными собачьими зубами черепом. Вокруг и дальше на дороге разорванная в клочья одежда, россыпь гильз, подсумки, ремни, обувь, пустые автоматные рожки – всё то, что не могло быть съедено. Целый рой размеренно гудящих мух вызывал потребность задержать дыхание.

 Девчонки в ужасе прижались друг к другу, но Андрей почти сразу же зашагал дальше, обойдя останки. Вслед за ним зашагали вперёд пацаны. Онемевшие, с расширенными глазами они внимательно выцеливали стволами автоматов густые придорожные заросли и тёмные закоулки за редкими домами.

Всё было спокойно и надо было двигаться дальше.

Девушки торопливо догнали их.

- Видишь, - сказал Феликс, занимая своё место справа от Олега, - а оружия нет…

Олег и сам уже отметил про себя этот бесспорный факт – гильзы, рожки – ни одного автомата.

- И около универмага, я вчера специально вокруг смотрел – нигде ничего не было. Но там вообще почти никаких следов не осталось. Одни гильзы, и дыры в стенах. Не нравиться мне всё это, - Феликс хмыкнул, - они же умнее меня…

Вскоре дома кончились, дорога сузилась и пошла практически по лесу. Потом она изогнулась и резко упёрлась в неширокую бетонку.

- Ну что, направо? – спросил Андрей.

- Давай направо, -бесцветным голосом подтвердил Олег.

Вокруг не слышно было ни звука, даже ветер утих, и они, не меняя выбранного походного порядка, пошли по шоссе.

                                                              ***

Из всего столпотворения машин более или менее пригодными оказались двадцать четвёртая «Волга» и съехавший в кювет пожарный уазик. А так, у большинства были разбиты стёкла, в салонах поселились полчища мух и стоял ужасный запах. Хоть сами автомобили практически и не пострадали, но ехать в них куда-то было невозможно…

Олег и Серёга вызвались за руль. Им не возражали - вести самодвижущееся транспортное средство должен или трезвый, или по меньшей мере малопьющий.

Проверили бензин, масло, запасные колёса и канистры. Расселись. Автоматы мешали, но их взяли с собой в салон. Олег на «Волге» выехал вперёд, Сергей на замечательно заметном в зеркалах заднего вида красном уазике поехал сзади.

Рядом с Олегом, на переднем сидении, оказалась Алёна. Он, наверное, и сам попросил бы её об этом. Чтобы хоть как-то потеплее было. На заднем ехали Феликс, Лена и Василий. Рита с Валей согласились на уазик.

Олег посмотрел на километраж. Запоздало вспомнив о картах, попросил Алёну порыться в бардачке. Облегчённо вздохнул, когда какая-то карта нашлась.

- Посмотри, что там.

Алёна подтвердила, что это карта Смоленской области, и даже нашла Чересковицы, но не более. Карту взял Феликс, что-то там прикинул, посмотрел на Солнце и сказал, что в общем ему всё понятно, езжай мол пока прямо. Как будто было ещё куда ехать.

- Вась, - посмотрел в зеркало Олег, - а ты из каких частей? Я забыл.

- Инженерные.

- Понял. Вопросов больше нет.

- А чо?

- Да я просто подумал, как у тебя… с картами.

- Никак.

- Ну это понятно.

 Километров пятнадцать они ехали исключительно по лесу. Олег думал о тех своих десяти собаках, что вчера всюду следовали за ним. Сегодня он, как ни оглядывался, ни одной не заметил. Бросили они его таки.

Отвлёк его от мыслей капитан. Видно решившись, наконец, спросил:

- Олег… А как там насчёт меня-то.

- В смысле?

- Ну, с ЭТИМ… Что ОН тебе сказал?

Олег через зеркало посмотрел на капитана, повернул голову к Алёне. Та тоже взглянула на него.

- Что он мне сказал?..

Он опять посмотрел в зеркало.

Капитан волновался и таращил глаза. Высунулся Феликс и пробасил:

- Правда, рассказал бы а? Что он тебе про Василя наговорил? И вообще…

Олег вздохнул и согласившись сказал:

- Хорошо.

Включил поворотник, сбросил скорость. Открыл со своей стороны окно, высунул в него руку, подавая Серёге знак остановиться. Съехал к обочине. Повернулся назад.

- Давайте я уже всё по порядку. И не десять раз… для каждого. А один. Пойдёмте покурим.

Он вылез из машины. Потянулся.

- Ну, ладно, давайте вылезайте, - крикнул остальным, - Обсудить надо кое-что.

Тучи затягивали солнце. Потемневшие деревья раскачивались под заунывную песню ветра, пугливо хлопая своими ладонями-листьями, и стараясь угодить строптивому исполнителю. Олегу не было холодно, но он чувствовал, что волнуется, и его тело сотрясает мелкая дрожь. Решившись рассказать всё, он в глубине души боялся, что не сможет закончить своего рассказа – небеса этого не вынесут. Тучи уже клубились над головой, приближалась гроза, где-то вдалеке громыхнуло, словно в подтверждение его мыслей о молниях, насмерть поражающих нечестивцев, оскорбляющих Бога.

Богохульцев.

- Всё равно мне всё это в себе не удержать, а вы больше кого бы то ни было имеете право всё знать, - Олег начал говорить, опершись на багажник «волги» и скрестив на груди руки, спасаясь от охватывающего тело озноба, - но я не смогу вам поведать больше или точнее, чем понял сам… Я полдня думал сегодня над всем этим. Переваривал. И могу сказать, кое-что для себя уяснил. Попробую преподнести это и вам, но только вы не перебивайте меня пока и…

Неожиданно ярко  выглянуло Солнце, Олег посмотрел на небо.

- Видите ли, получается, что мы – наши души, или как ОН… вчерашний этот чёрт сказал – осознание… Наше осознание является  самой любимой жратвой для… - Солнце продолжало ярко светить, но Олег всерьёз полагал, что после следующих его слов оно должно будет погаснуть, или послать в него какой-нибудь протуберанец, чтобы превратить болтливого подлеца в пылающую плазму, но он решился и сказал,  - жратвой для Всевышнего. После смерти…

Ничего не произошло, никаких протуберанцев, Солнце на месте. Олег набрал в грудь побольше воздуха и продолжал:

- И мы даже умираем не сразу – ещё можем родиться и ещё – он нас как котлету сначала зажаривает, с разных сторон. Это, что касается реинкарнации. И заботится о нас естественно… Но, действительно, как пастух о стаде. А ОНИ… как ОН, кот то есть ТОТ, говорит, сумели когда-то вырваться из под контроля Вседержителя. И Господь – извини Господи повторяю, что услышал! - уже не может так же запросто их сожрать, как нас.  Но оказалось, что для поддержания такого статус кво, непременно нужно что-то жрать самим. Вот они и перебиваются как могут. Но теперь ИХ достаточно много и они уже сумели – волынка, между прочим, тянется не одну тысячу лет – отбить для себя некоторые сферы обитания – какие-то неведомые нам другие миры. И там тоже нашлись на их счастье существа, осознание которых – или души, как мы говорим – годиться в пищу.

Олег остановился передохнуть, посчитав, что сейчас самое время ребятам его о чём-нибудь спросить. Но соратники не произносили ни звука. То ли вообще не понимая, о чём он говорит, то ли ошарашенные. Тучи опять проглотили Солнце, но теперь Олег уже был полон решимости довести дело до конца.

Он кашлянул, сосредотачиваясь:

- Но питание это, ОН говорит, очень скудное. Можно же есть изо дня в день одно просо и нормально существовать, но всегда есть потребность в чём-то, что повкуснее и послаще. Осознание людей - для всех, похоже, идеальная пища. Деликатес. Но вот проблема в том, что мы и сами хищники. Как говорит, безжалостные и неотступные. Жрать нас кому попало, мы не позволяем. И чтобы взять под контроль наш мир – надо сначала взять под контроль нас самих… И вот они постепенно, и по словам ЭТОГО, довольно успешно, сие осуществляют. Год за годом, терроризируют, запугивают, подавляют волю. Но только из-за таких, как мы с вами, и сами иногда несут  жестокие, а может и невосполнимые потери…

Теперь он уже видел в глазах мужиков проблески мыслей, какое-то понимание, но глаза девчонок по-прежнему бегали.

Уже можно было почувствовать, что вдруг поднакопились вопросы, однако он решил, не останавливаясь выдать сначала всё на гора, а потом уже открыть, если придётся дискуссию:

- Эдакая борьба за сырьевые ресурсы. Между пастухом и волками. Только от волков мы себя сами должны… Кстати, обличье они могут принимать разное. Но они реальны. По крайней мере в нашем мире. Из мяса и костей. Я не понял, смертны ли они, но то, что мы можем их перекалечить пока они здесь – это точно… В том, что им бывает больно, я сам убедился. А собаки – это как раз те самые существа, душами которых они питаются. И, естественно, из-за этого они вынуждены их беречь. Использовать, но с большими ограничениями…

Его перебил Серёга:

- Так он один был здесь или нет?

- Я не могу сказать, я не понял. Может один, может несколько… Скорее не один. Да, вот ещё – они могут пожирать души только в своём мире, где им всё подвластно. А здесь – эта задача им не по зубам. На Земле, в нашем её представлении и… даже без нашего понимания, - Олег усмехнулся, - все управляющие нити находятся пока у, -  он посмотрел на быстро темнеющее небо, думая о том, что настало самое время превратить его в пепел, рассказ практически закончен, - у Бога. Так что им здесь пока ничего не светит. Но дело в том, что… я вот до конца этого не понял. Получается так, что чуть ли не от нас самих зависит, насколько эти нити прочны. Насколько мы управляемы… Короче, там дебри какие-то, но факт тот, что эти бестии собираются нас у Всевышнего отнять, и посредством нас сами же. Вот и терроризируют. Им нужно, чтобы мы как-то изменились. То ли в восприятии, то ли вообще в какой-то внутренней организации… Вот так где-то я всё понял.

- А со мной как? – выступил вперёд капитан, - меня теперь КОШКИ съедят.

- Да нет. Я же говорю, ничего они здесь не могут… Хотя похоже, что какой-то нашей энергией они могут пользоваться. Как бы напиться… Да, они это могут. Но только у тех, кого сумеют запугать. И именно у людей…

Олег усмехнулся.

- Классика жанра… но вероятно люди издавна чувствуют что-то подобное. У нас, видишь ли, этой энергии – целый океан. Хоть сколько черпай – меньше не станет… А в принципе, для тебя всё по старому. Ничего не изменилось.

- Всё по старому, - задумчиво повторил, глядящий в землю, Андрей, - но только выходит, что сожрут нас однозначно. Не сейчас, так потом. Не одни, так другие.

Олег коротко развёл руками.

- Да… но овечке-то всё равно в чьём желудке оказаться – волков или пастуха. Только что волки дольше мучают и пугают.

- В точку.

Сергей вдруг высказал неожиданную мысль, что собаки у нас на Земле потому так ненавидят кошек и при каждом удобном случае их убивают, что интуитивно подозревают, как где-то в параллельном мире родственники наших зеленоглазых бестий безжалостно пожирают их  собачьих собратьев. Он хохотнул, но его никто не поддержал.

- Послушай, Олег, - подала вдруг голос Алёна, - я тебя вот о чём хотела спросить - почему, зачем он тебе всё это рассказывал? И отпустил нас… Для чего это было ему нужно?

- А, ну да… - Олег прочистил горло, - самое главное. Некоторые из них сами в прошлом были людьми, типа нас… Как бы это объяснить? Они воины… Они воины и мы воины. Мы нужны им. Сделаны из одного теста. А миров, таких как наш, ещё множество. Если я правильно понял, войны на всех хватит.  И ОН предлагал научить нас, как обрести свободу, избавиться от контроля… и присоединиться к ним.

С полминуты все молчали, некоторые прищурились, как будто что-то прикидывая.

- Олег, - сказал Феликс, - я спать и так буду плохо. Скажи. Не надо только придумывать. Он же тебе это одному предлагал? На нас же всё это не распространялось?

Он помолчал, нервно дёрнул одним плечом и добавил:

- Пойми, больше всего на свете, я не хочу, чтобы эта история как-то, где-то, любым образом повторилась. Мне совсем не нужно, не хотелось бы вообще… продолжения. Не надо, не думай, что ты льстишь нам. Лично меня ты просто пугаешь. Говори как есть.

Слова Феликса звучали искренне, но Олегу не хотелось так же искренне ему отвечать.  Самому себе признаться в том, что теперь он будет один, день за днём продолжать эту войну, вступать в отношения с неведомыми опасностями – это казалось несправедливым. Они все попали сюда и все в равной степени должны были разделить и последствия. Почему выбрали именно его одного? Почему именно он должен был нести всю ответственность за происшедшее? Ему хотелось любым способом затянуть в это и других, заставить их взять на себя свою долю грядущих неприятностей. Он был готов и собирался соврать, но посмотрел на глядящего исподлобья Серёгу и не смог:

- Да, Феликс, ты прав. Наверное. Про вас он ничего не говорил. Не берите в голову.

- Ни хрена себе, не берите, - воскликнул Лёха, - и что ты сам-то, если не секрет, обо всём этом думаешь?

- Что я думаю? – зло переспросил Олег, - пошёл он на хер! Вот что я думаю!

Олег пристально посмотрел каждому в глаза.

Кроме девчонок взгляда никто не отвёл. Олег почувствовал, что почему-то всерьёз начинает психовать.

- Всё, блин! Политинформация окончена.

Он пошёл к машине. Сел, завёл двигатель.

Другим ничего не оставалось, как тоже занять свои места.

Через минуту поехали.

- Думаю, сейчас не помешает выпить, - сказал Феликс, шаря рукой под сиденьем.

Олег считал, что джин лежит в багажнике, но Феликс неожиданно выдал всем, кроме него, по банке.

Пшикнули, открывая. Капитан облился.

- Дай-ка и мне что ли тоже, - сказал Олег.

Феликс не возразил.

- А за что пьём? – спросила Лена.

Феликс что-то забасил, но лязгнул на полуслове зубами – Олег резко ударил по тормозам. Сзади завизжал уазик, избегая столкновения.

Остановив машину, Олег расслабленно уронил руки на колени.

Его спутники, которым манёвр, конечно же, не понравился, тут же захотели высказать своё возмущение, но изумлённо промолчали. Прямо перед самым капотом «Волги» через дорогу неторопливо прошествовал огромный лось. Не обращая никакого внимания на едва не сбивший его автомобиль.

Когда он скрылся, они ещё некоторое время не произнесли ни звука.

- Ну, что ж, - подытожил Феликс, - за лося!

                                                                              ***

…ещё долго потом их дорога проходила вне населённых пунктов. Только синие вытянутые знаки указывали на наличие таковых где-то в стороне.

Судя по карте – что-нибудь около часа, и они должны были въехать в Смоленск.

Дорожный знак, предупреждающий, что впереди пост ГАИ, заставил их перенастроиться на заботы и дела более земные.

Пришлось остановиться.

- Пацаны, надо что-то с ружьями решать, - сказал Олег, - дальше мы с ними не проедем. Милиции не объяснишь, что конец света начался.

- Эт-точно, - подтвердил Феликс, - будут неприятности. И из одних неприятностей  попадём  в другие.

- Тогда выгружаемся.

Не так уж много времени понадобилось, чтобы собрать всё оружие в кучу и отнести от дороги в лес. Феликс вытащил брезент из багажника, подбежал, накрыл им сваленные в кучу автоматы.

- Зачем? – спросил Серёга.

- Мало ли кому пригодится, чего под дождём мокнуть будет.

- Кому оно может пригодиться?

- Лосю, - усмехнулся Феликс.

- Приметить бы чем-нибудь, а то как бы самим ещё не понадобилось, - сказал Лёха, поправляя принесённый Феликсом брезент, придавливая и присыпая его по краям сушняком и землёй. Феликс выломал небольшое сухое дерево, придавил сверху, Лёха и Серёга принесли ещё дров, тоже положили сверху.

- Да чего примечать, - сказал Феликс, – шестьдесят девятый километр, как раз напротив столбика.

- Правда что ли?

- Иди посмотри.

- И за поворотом ГАИ, - напомнил Олег, - заканчивайте быстрее. Поехали.

- Да как-то неуютно теперь без пушек, - поёжился Андрей, - может хоть макаров с собой возьмём.

- А если обыщут? Поедешь на кичу или ментов будешь стрелять? Тогда уж лучше калаш возьми.

Андрей тяжело и длинно вздохнул.

- Ладно, мужики. Не человека хороним, заканчивайте.

Олег посмотрел на дорогу. Девчонки жались около машин. Дождь так и не собрался, но стало заметно прохладнее. Он пошёл к женщинам, глядя себе под ноги. За ним потянулись и остальные.

- Слушай, - окликнул его Андрей, - может мы с Лёхой пойдём лесом, прикроем вас, если что? А если всё нормально, вы нас потом подождёте.

Олег пожал плечами:

- От кого прикроете, зачем? Это же просто ГАИ.

- Ну, а дальше-то опять по лесу поедем.

- А дальше по городу. А потом опять по лесу. Так и будете с Лёхой вдоль дорог бегать?

Они подошли к девушкам.

- Вот и всё, - улыбнулся им Феликс, - вот и кончилась война.

- А что дальше? – спросила Валя, - разъедемся по домам?

- Ну, нам-то с тобой по пути, - взял её за локоть Феликс, - поедем вместе.

- Да нет. Я о другом. Столько вместе пережили, и…

Ход её мыслей был ясен, но никто ей не посочувствовал. Если Вале показалось, что они что-то пережили вместе, то большинству просто хотелось, чтобы  всё побыстрее кончилось.

Олег как в школе поднял руку, привлекая к себе внимание:

- Проблемы у нас впереди ещё будут. Это понятно. Но уже другие. Ты правильно сказал, Феликс, война действительно кончилась. Но теперь с нас обязательно потребуют объяснений, как только кто-нибудь из нас произнесёт слово Черепковицы.

-  Обязательно, - согласился Андрей, - только Чересковицы.

- Что?

- Да ладно, ничего, продолжай.

Олег, сбитый с мысли, нахмурился.

- Короче, в Смоленске нам надо разъезжаться. Вы, девчонки, в одну сторону, а мы в другую. Автобусами, поездами – по домам… А деньги… Мы там с Феликсом в одной машине свёрток подобрали – денег хватит, ещё и на жизнь останется.  Но если кто-то из вас попытается всё же сделать официальное заявление по поводу происшедшего, то мы до конца жизни будем показания давать, а не деньги тратить, - он помолчал, - ведь здесь целый город  опустел…

- Да это понятно, - робко произнёс Вася, - но мы-то как? Нас же туда и посылали. Как мы объясним? И про остальных – с нас же спросят. С меня…

Лёха его перебил:

- А кто сказал, что мы доехали? Мы отстали по дороге. От поезда отстали.

- Правильно, - поддержал Андрей, - во Пскове где-нибудь.

- Да! И своим ходом потом до Питера добирались. И ни хрена не знаем и делаем всем большие глаза, кто спросит  про третьего на паровозе.

- Про какого третьего?

Лёха ощерил зубы и схватил Андрея за рукав:

- А ну говори, кто был третьим на паровозе!

Девчонки хохотнули.

- Да в милиции только так, - заверил Феликс.

- Ну, всё всем понятно? - подытожил Олег, - только вот машины. Придётся их бросить, не доезжая Смоленска. Остановят на посту – и привет горячий.

- А сейчас-то как мимо ГАИ проедем?

- Да как-нибудь проедем. Надо проехать.

- Давай всё таки возьмем с собой пару стволов сейчас, - сказал Феликс, - если что не так… Делать-то больше нечего.

Олег посмотрел ему прямо в глаза:

- Убивать людей просто затем, чтобы потом не отвечать на неприятные вопросы?.. в уме ли ты, парень?

Он чувствовал, что нужно прекращать прения и просто ехать вперёд, подальше от лежащего невдалеке огнестрельного искушения. Людям, у которых жизнь ещё сегодня висела на волоске, так трудно враз расстаться с оружием.

- Прекращайте, мужики. Поехали.

Впереди ещё предстояло расставание с девчонками, слёзы, сопли, эмоции. И так далеко было ещё до дома.

«Дом, дом… где он теперь, мой дом?!»

                                                                              ***

- Анализируешь?!

- Нет… пожалуйста, нет!

                                                                              ***

Должна была наверное пройти целая вечность, чтобы ему перестали сниться кошмары.

Миновало уже почти три недели, но ужас, казалось, только ещё нарастал. Все страхи, которые он не дал себе почувствовать ТАМ, теперь как будто догнали его и ожесточённо преследовали. Облегчение и хоть какой-то контроль над эмоциями давал алкоголь. И он пил. Каждый вечер. Сравнительно не много, но иначе боялся идти домой и лечь спать.

Его подруга уехала к маме на неделю, но пропадала там уже целых две. Одному ему было тоскливо и только с двухстами граммами во лбу, он не опасался переступать порог её квартиры.

Сегодня он тоже решил зайти в небольшой, допоздна работающий кабак, где знал уже всех завсегдатаев и был в наилучших отношениях с хозяйкой. В кармане было практически пусто, но он зашёл, в надежде встретить какого-нибудь знакомца и занять денег. Или по возможности на халяву перепустить. Знакомцев в заведении оказалась целая туча, но вышло так, что денег ему никто не  дал. Но на кофе и на коньяк естественно пригласили.

И тут же попытались за это втянуть его в философический спор об экзистенционализме и позитивизме. Возникший между Георгием Александровичем, редактором газеты для слепых, и Диманом, грузчиком с неоконченным высшим.

Олег хоть и слышал что-то  о том и о другом и вполне, наверное,  смог бы выдать на гора какое-то своё мнение… и даже хотел уже, в пику прагматику-редактору, поддержать Димана в его нападках на Джеймса и всю их Америку, вместе взятую. Но на пустой желудок не сумел сказать ничего путного – едва справился с междометиями.

Через пять минут в голове уже шумел коньяк, становилось всё уютней и смелее. Олег поднялся и пошёл к стойке, где заметил подошедшую хозяйку.

- Здравствуй, Тома.

- О, привет! Как дела, Олежка?

- Всё прилично, всё отлично. Посидишь со мной?

- Не-не, я не могу. У меня там ещё дел полно. Попозже.

Она улыбнулась и ушла на кухню.

- Саня, слышь, - обратился он к бармену, - запиши там на меня…

У него за две недели здесь уже открылся кредит. Это неведомо, сколько он успел в этом шалмане просадить. Первые дни наливал всем, угощая чуть ли не всех входящих - не оставил без внимания и персонал.

Попросив закуску и графин водки, подсел к стойке.

- Давай Сань, по маленькой…

Между тем, спор за его спиной переключился на политику, что впрочем и естественно.

- Причём здесь правительство? – втолковывал Георгий Александрович, - семьдесят процентов населения страны неуправляемо. Им всё равно какое правительство – оно им по любому будет плохим…

- Правильно, Жора!

- Да что, правильно?

- Да пол страны – немытое быдло!

В спор вступало всё больше народу, некоторые подсаживались поближе, но большинство просто вставляло реплики со своих мест.

- Нет, - морщился Георгий Александрович, - я не говорю, что они быдло. Но ими невозможно управлять. Только когда каждый из нас поймёт, что нужно что-нибудь полезное для других делать, получит ремесло и будет профессионалом в своём ремесле – только тогда что-то измениться и тогда с нами будут считаться и правительство, и дума, и президент.

- Да с нами начнут считаться только тогда, - завозражал  ему помятого вида пожилой мужичок, - когда начнут бояться. Всех и каждого в отдельности!

- Да сволочи они! Правильно! Стрелять их надо!

Недалеко от стойки, один за столиком, сидел и с интересом вслушивался в спор всеобщий любимец и задушевнийший человек, как всегда появившийся незаметно - батюшка Иннокентий. Как все почему-то считали, бывший поп, но как знал Олег– вовсе и не расставшийся с саном. Просто имел грех – бывать в присутственных местах в светском платье и выпивать по маленькой.

- Здорово, батюшка,  - Олег подсел к нему за столик, - как твое драгоценное?

- Здравствуй, Олежек. Нормально. Слава Богу …

Как и Олег, батюшка бывал здесь практически каждый вечер,  но пил немного – одну две рюмки водки. С ним приятно было поговорить, он редко заводил теологические темы, но зато с удовольствием беседовал  за жизнь.

То ли он просто был начинающий алкоголик, то ли правда ходил в народ. Чтобы, наверное, быть  истинным пастырем его, знать беды и чаяния.  Иногда случалось, что выдавал проповеди. Вроде бы как экспромтом, но так, что мог разом привлечь к себе внимание самых отъявленных горлопанов.

Вот и сейчас, он послушал, послушал и когда вокруг него, что впрочем было неизменно, собралось побольше народа, и спрошено было его мнение, заговорил. Мягко, но притягательно:

- Видите ли, может быть и правы те, кто утверждает, что всё как есть суета и суетой останется. И может всё, что от мира сего: наслаждения и страсти, увлечённость и стремления – всё в сути своей порочно и предосудительно. Но где же тогда выход? Какое же будет следствие, если всем понятна причина?..

Повисла пауза - батюшка Иннокентий собирался с мыслями.

- А есть вообще какой-нибудь смысл в нашей жизни? – сокрушённо, уже захмелев, спросил Олег, наливая водки попу и себе.

- Нет. Я сейчас не о смысле говорю, а скорее о характере протечения… - батюшка наконец придумал, как построить дальнейшую свою речь, - только Господь ведает, у кого будет всё ровно и гладко, а у кого на пути лягут камни и ухабы. И на кого же как не на Господа уповать, чтобы пронесло и задело. Ведь мы не просто на Земле, мы в обществе и, хуже того, в государстве. И что уж тут говорить – не то, что не в самом лучшем, но если говорить о форме его, как таковой – то в наихудшайшем. Государство, находящееся в состоянии войны со своим народом – что страшнее может быть и опаснее, как для него самого, так и для нас, судьбою назначенных ему в подданные.

- Государство, - он поднял перед собой раскрытую ладонь, сжал её в кулак, но не стал им трясти и не бил по столу, а просто опёрся на него,  - это власть и деньги, упроченное положение безнаказанности для его чиновников, чувство биологического, наверное, превосходства над тем народом, которому они когда-то были призваны служить.

Священник подал корпус вперёд:

- Мы все аманаты – заложники! Аманаты наши дети, наши внуки, наши нерождённые правнуки. А они - всё! Они правительство, они имеют право. Они играют нашими жизнями, они жаждут крови, они любят кровь – я думаю, они её пьют. А они думают, что бог знает их в лицо. Думают, что мы созданы только для того, чтобы удовлетворять их потребности. Они нас топчут, припирают… Я не призываю вас, ни в коем случае к насилию, но всё в общем-то понятно: государство, люди его представляющие – это не мы. Нас заставляют подчиняться государству, фетишизируют «закон», но вряд ли кто со мной не согласиться, что нет другого закона, кроме закона чести и справедливости, закона, записанного в заповедях Христовых и которому нет и не было пока аналогов в дутых конституциях и булях. Поэтому долой указы и даже общественное мнение, ибо и оно может быть неправедным и жестоким. Думайте о Боге… ОН, и только ОН думает о ВАС!

"Пошёл-ка я отсюда…"

                                                                              ***

На улице было ещё светло, хотя солнце уже село и на город вот-вот должны были опуститься сумерки. Вокруг никого не было, только два парня стояли на троллейбусной остановке и ещё один курил у дверей кабака.

Олег, не торопясь пошёл по тротуару, вдыхая прохладный воздух и раздумывая по поводу сигареты.

Проходя мимо остановки, отметил про себя, что те двое не стоят уже, а идут за ним следом. Это, конечно ничего не значило, но Олег задышал свежим воздухом более осмотрительно. Полуобернувшись, как бы оглядывая сзади свои брюки, он заметил, что куривший у кабака парень тоже пошёл за ним, причём довольно решительно.

Теперь Олег больше не оглядывался, а просто прислушивался к приближающимся шагам. Ему очень хотелось, чтобы ребята все таки передумали, спросили бы чего-нибудь и отвалили. Ну хоть спичек, к примеру.

Но тут один из них громко, обращаясь к нему, спросил:

- Эй, ты! Где деньги?

- Чего? – Олег повернулся.

Он ожидал чего угодно, но не такой постановки вопроса. Людей он этих не знал, да и вообще никому ничего не был должен, кроме разве что бармена Сани, который его сегодня за свой счёт накормил. Полагая, что это скорее всего недоразумение и его с кем-то спутали, Олег скорее недоумённо, чем как либо иначе, спросил:

- Мужики, вы меня ни с кем не перепутали?

Но один из парней уже догнал его и теперь намеревался схватить за шиворот.

- Да пошёл ты, - оттолкнул его руку Олег, - не того ловите, мужики!

Он уже начинал злиться, но рассчитывал на мирный исход.

Парни в нерешительности остановились и переглянулись. Из этого Олег сделал вывод, что до них дошло, и теперь осталось только помахать им ручкой и попросить, чтобы они в следующий раз были внимательнее.

Он развернулся и зашагал, куда шёл. Но не успел сделать и нескольких шагов, как затылком почувствовал сзади какое-то опасное движение. Олег резко зашагнул вправо, и удар железной телескопической дубинкой, который, попади тот в цель, ему бы скорее всего не пережить, пришёлся вскользь, не причинив практически вреда. Но определённого результата ударивший всё же достиг, хотя и вряд ли ему желательного: Олег разъярился и теперь остановить его могло только большое количество пролитой им вражьей крови.

Он ударил парня с дубинкой кулаком в нос, и сразу же ногой по рёбрам так, что тот упал, пролетев мимо своих друзей. Но дубинку он из своих рук не выпустил, а она была сейчас оружием стратегическим. Поэтому Олег, не задумываясь, прыгнул на упавшего, добавив бедняге к удару об асфальт ещё и удар своими коленом и локтем, предусмотрительно выставленными вперёд. Тот выпустил из рук злосчастную железку.  Двое не сумели помешать  ему завладеть оружием. За что это их упавший товарищ расплатился – Олег довольно сильно ударил его по голове.

Ребята дрогнули. Но потом один из них вдруг засуетился, засучил по воздуху кулаками и всё-таки выступил навстречу Олегу. Но тоже ничего не смог сделать против трофейной дубинки.

Последний, ещё не поучаствовавший в кулачной забаве, налётчик, видя такие дела, заспешил и собрался удрать, но Олег, неожиданно для самого себя, бросился убегающему в ноги. А потом сразу, не давая подняться,  уселся ему на спину и просунул дубинку под горло.

- Тихо, тихо. Ублюдок. Расслабься, - сказал  Олег настолько нежно, насколько смог.

Парень правильно оценил положение и оставил все попытки сбросить  Олега с себя, но сильно захрипел и Олег, пожалев поверженного, вынул из-под его подбородка железку.

- Ну, что, ублюдок? – Олег хоть явно перебарщивал с частым употреблением этого слова, но надо было как-то выразить своё отношение и эмоции.

- Ладно…

Олег приподнял голову врага за волосы, слегка ткнул носом в асфальт и тогда, не торопясь, освободил его позвоночник от своих восьмидесяти килограммов.

- Давай, вставай, -  он пнул лежащего в бок, - вставай, урод! Хорош асфальт облизывать.

Но «уроду», видимо, понравилось облизывать асфальт и он не поднимался, а только тревожно так смотрел на туфли Олега, как попавший в яму со змеями, наверное, смотрит на змей.

- Ну, ладно, - сказал  Олег, - полежи немного. Может поправишься… Но учти, падла! Если я вас ещё  хоть раз увижу… Короче, держитесь тогда.

Олег посмотрел на двух других – они уже пытались шевелиться, но в себя ещё не пришли.

«Идеальная картина – победитель и побеждённые, герой и поверженное чудище, Геракл и раздавленная стоглавая гидра… Впрочем, загнул», - подумал Олег, сунул сложенную дубинку в карман и пошёл прочь.  Достал смятую пачку сигарет из кармана брюк, заглянул в неё – одна сигарета оказалась цела, нашёл зажигалку, прикурил, и выбросил остальные вместе с пачкой.

- Давно надо бросить курить, - он засвистел что-то, напоминающее первый такт собачьего вальса и повернул за угол, не оглядываясь.

Умиротворяюще шумели листвой деревья, нежный прохладный ветерок почти без запаха привычной городской гари приятно овевал ещё не остывшую после драки голову. Мысли приходили в порядок и Олег вспомнил, что совсем ещё недавно сумерки были для него самым любимым временем. Теперь наступление темноты почти всегда вызывало тревогу.

Чтобы с этим справляться, приходилось пить.

На раздавшийся за спиной топот и лай собаки,  Олег поначалу не отреагировал.

Но топот приближался, и он из любопытства оглянулся. Причем он ни в коем случае не готов был связать этот собачий лай и уже начинавшую забываться драку.

А зря.

Оказалось, что это бежит за ним с собакой тот самый, что три минуты назад гипнотизировал его туфли. А собака – огромный кавказец – так страшна, что сразу стало понятно, как поступить дальше. Ни секунды не задержавшись, Олег рванул со всех ног по аллейке, жалея только о том, что деревья здесь жиденькие, и на них не влезть.

Он нёсся изо всех сил к стоявшему метрах в тридцати более-менее большому дереву.

А услышав сзади крик «фас!» и чудовищный рык рванувшего за ним пса, побежал ещё быстрее. Добежав до дерева, схватился за нижний опиленный сук, подпрыгнул, но тут же понял, что пока он влезет, собака изорвёт его задницу в клочья. Заметил лежащие около дерева приблизительно полутораметровые колья, непонятно за каким чёртом здесь нужные. Сообразив, что в этом его спасение, он схватил ближайший. Собака уже приблизилась к нему на расстояние прыжка и могла своим свирепым рыком устрашить дьявола, но Олег, сам видом мало напоминающий человека, ощерив зубы и раздув ноздри, направил заострённый конец кола в её сторону и отработал приём штыкового боя «длинным – коли!». Палка пробила собаке грудь и остановила её в прыжке.

Тварь заскулила, упав на землю.

Через секунду она попыталась встать, но ноги её уже не держали.

Олег продолжал сжимать своё оружие и смотрел  на неё, в наполняющиеся слезами собачьи глаза.

Беспомощная и скулящая лежала собака на одном боку, скребла лапами траву и, казалось, плакала.

Тоска, сочившаяся из её глаз холодным ядом вливалось как будто прямо  в сердце, которое у него только что стучало как молот, а теперь вдруг сжалось и едва пульсировало, почти парализованное. Жалость и ощущение вины захлестнули Олега на мгновение, вдруг показалось, что он и собака поменялись местами, и он физически чувствует её боль.

Не соображая, что делает, он побежал с палкой наперевес к остолбеневшему от происшедшего хозяину собаки.

И тот, видя, какой оборот принимает дело, бросился от него бежать. Но только от страха у него заплелись ноги. Он упал, вскочил, побежал снова, опять упал, споткнувшись. А встав на ноги, оглянулся, глядя на приближающегося  Олега расширенными от ужаса глазами, и  увидев, что тот почти догнал его, завыл и закрыл голову руками.

Тут же получив удар в грудь, как и пёс…

Олег, глядя в землю, дошёл до не спасшего никого дерева и бросил подле него ненужный уже кол, на котором кровь убитой собаки смешалась с кровью её хозяина.

Всё было кончено…

"Сначала собаки, теперь люди. Эволюционируешь?.."

                                                                              ***

Они решили встретиться на День ВМФ.

Олег, Сергей, Феликс.

Пройтись по Невскому, а потом заглянуть к Василию на Чернышевскую. Лёха, говорят, уехал куда-то в деревню, а Андрей, по словам жены, был в командировке, Вале они не дозвонились.

Сергей опоздал, приехал на десять минут позже. Феликс уже ждал на Гостинке.

Ещё они минут двадцать подождали Олега, но его всё не было.

- Ладно, пойдём. От капитана позвоним.

Они решили не ходить на Неву, а выпив пива напротив Катькиного садика, пошли пешком к Литейному.

- Да, давай пройдёмся, если что там мотор поймаем.

Но пройдя мимо Литейного, решили дойти до Маяковской. А там налево. А там пройти-то всего ничего.

Потом они купили ещё пива и шли переулками, названия которых оба не знали, держали только выбранное на Чернышевскую направление.

Где-то после третьей бутылки Феликс достал блокнот и сказал:

- Ты Кастанеду когда-нибудь читал? Вот смотри, что он пишет. Чуть ли не слово в слово.

- Да дался мне твой Кастанеда…

- Нет, ты подожди. Ты прочитай.

- Не буду.

- Ты понимаешь, он говорит, что это люди так видят, что Бог… Точнее не люди, а он их называет видящими… Олег же говорил, что те кошки возможно раньше были людьми.

- Говорил.

- Ну, кстати, здесь всё очень похоже. И вот никто из них толком не знает, куда души деваются. Может ОН их – Бог - и не ест. Это просто субъективное восприятие. Очеловечивание. Понимаешь? А так всё гораздо сложнее.

Навстречу им шёл милиционер, одетый по случаю праздника во всё белое. В сопровождении пожилой дамы. Сергей взглянул на них и подумал, что они, наверное, родственники. А она приходится менту или тещёй, или богатой тёткой. Это судя по тому выражению почтительной усердности, какое было у него на лице.

Сергей посмотрел на увлечённо ему что-то рассказывающего Феликса и чтобы его перебить, почти прокричал:

- Но они же нас собираются зачем-то жрать! Олег же это не придумал! И собак своих они жрут! Как с этим быть?! А если им для этого так нужны наши души, то почему Богу они вдруг нужны для другого?!

Феликс в ответ заорал в голос:

- Да, кто они, и кто БОГ?!!

Крики были слишком громкими и не могли понравиться милиционеру.

И он решил это дело пресечь. Укрепить порядок. И заодно, быть может, заработать плюсик перед  дамой.

- Эй, вы! – строго обратился он к размахивающим руками Феликсу и Сергею, - ну-ка хватит орать на всю улицу.

« Эй, вы», не поняв сначала даже, что реплика относиться к ним, не замедлив шага, впрочем как и не понизив голоса, обошли родственную пару по обеим сторонам, и принялись размахивать руками дальше.

- Ну, вы! Что не поняли! – закричал им в спины милиционер, обиженный их невниманием, - Эй, я к вам обращаюсь! Хватит на всю улицу орать!

На этот раз обращение было принято, Феликс и Сергей оглянулись.

- Чего?

- Вы нам?

Милиционер, захлёбываясь от возмущения завопил:

- Вы что плохо, блин, вашу мать, понимаете?! Я буду долго вас уговаривать не орать? Сейчас вызову наряд, и вы тогда у меня… Вы…

Он не сумел договорить – словарного запаса не хватило.

Сергей сделал кислое лицо и сказал:

- Пошли, ну его нахрен, - он взял Феликса за рукав и потянул за собой.

Но ещё целую долгую секунду Феликс стоял, глядя на представителя правопорядка. Из груди у него прямо что-то вырывалось, но он хотел сдержаться.

И пошёл следом за Сергеем.

- Остановитесь! Остановитесь, я вам сказал! – завизжал зачем-то хранитель закона, не успев, видать, натешиться.

Сергей не остановился. Но Феликс встал, оглянулся и рубанул то, что рвалось наружу:

- Слышь, мужик, ты по-русски хорошо понимаешь?

- Чего?!

- Идиома «пошёл на хуй» тебе, надеюсь, понятна?

Сказал  и двинулся дальше. Прекрасно, конечно, сознавая, что теперь это дело просто так не кончится.

Милиционер сзади хватался за бок, за несуществующий шпалер и, забыв про свою тётку, в ужасе и удивлении во всю ширь открывшую рот, понёс, что было сил:

- Вы что, щенки ебаные, забыли, с кем говорите?! Да я вас теперь угандоню! Сто-ой!

Феликс резко повернулся:

- Ты!..

- Да пошли, - Сергей опять потащил его за рукав

Феликс воспротивился. Бешено огляделся по сторонам – улица была, как нарочно, совершенно пуста. Не считая, конечно, действующих лиц. И только какой-то пацанёнок, лет десяти, стоял невдалеке, и с любопытством наблюдал за происходящим. В руках он почему-то держал молоток на длинной ручке, которым от нечего делать постукивал по тротуару - выбивал искры.

- Слышь, малыш, - спокойно, почти ласково позвал Феликс, - подойди-ка сюда, милый. Дай мне, пожалуйста, свой молоток на минутку.

Пацан с готовностью и даже резвостью подбежал и протянул молоток.

- Спасибо, я сейчас отдам.

Сергей попробовал его угомонить:

- Феликс…

- Да подожди ты! Всё будет правильно.

Собственно тут и началась битва. Милиционер сделал звериное лицо и, сжав кулаки, кинулся навстречу. Но Феликс сделал ложный выпад ногой, чем заставил дяденьку опустить резко руки, защищая мужские стати, и ткнул его молотком, как прикладом ружья, в горло. Мент, упав на колени, хотел завалиться на бок, но удар молотком с другого бока заставил его изогнуться змеёй и всё-таки удержать равновесие. Не надолго – ещё два удара, не сильных, но довольно чувствительных, опрокинули бравого полицейского в позу, которая в хатха-йога носит название «рыба». Лёжа на спине, таз на земле, ноги согнуты в коленях и подогнуты к себе.

Не сдержавшись, Феликс ещё и ударил его по бёдрам:

- Побудь немного Мересьевым, скотина!

Наконец, видя, что милиционер окончательно повержен, Феликс отступил на несколько шагов назад,  с отвращением взирая на  дело рук своих.

Милиционерова тётка, всё это время находившаяся в шоке, вдруг очнулась, зашлась в крике, заметалась из стороны в сторону по улице, созывая народ на помощь.

- Убили, убили! – кричала она.

Но улица безмолвствовала.

 Ведь это же Питер. Здесь обитает огромное количество народу, но все на удивление жизнелюбивы – ну, убили и убили, жаль, конечно, но мёртвым умирать, а живым жить.

Никто не выбежал на помощь.

Только старушка одна покричала, вторя тётке:

- Что же это делается?! – из своего окошка и побежала к соседу звонить в милицию, о чём и уведомила мечущуюся возле отрубившегося правоохранника тётку.

Серёга с Феликсом поспешили удрать с места боя. Пробежали довольно длинную дистанцию и свернули в какой-то неприметный закоулок.

- Подожди, - выдохнул Феликс, - дай отдышаться.

Они постояли.

- Слышь, что это вдруг на тебя нашло?..

- Сам не знаю. В  последнее время вообще себя перестал контролировать.

- Ты бы хоть заранее предупредил, что у тебя на чердаке такие критические подвижки.

- Пошёл ты… Куда сейчас?

- Не знаю, мотор поймаем.

- Подождите, - раздался крик, они оглянулись - их догонял тот самый малыш.

- Вот, чёрт! Он, наверное, за молотком, - Феликс показал инструмент, который, оказывается, до сих пор держал в руках. Он посмотрел на Серёгу, пожал плечами:

- Забыл…

Пацан подбежал и Феликс спросил его:

- Ты, наверное, за молотком? На… Извини, запарился.

- Да не… Я эта…

- Ты возьми молоток, возьми… Ну, что «эта»? отдышись…

Мальчик покивал головой, хватая ртом воздух, потом продолжил:

- Я говорю, всё равно, молоток надо теперь выкинуть. А то поймают с ним – и хана…

Феликс посмотрел на пацана, перевёл взгляд на Серёгу, потряс головой:

- Чего хана? Тебе-то что?.. Во даёт! Ты не шугайся  и молоток свой не выбрасывай, мало ли он ещё кому понадобиться. Держи его крепче и беги, играй дальше

Пацанёнок сияющими глазами смотрел на Феликса:

- А как ты его всё таки!

- Слушай, пацан, - сказал тот, - тебя как зовут?

- Витя.

- Так вот слушай, Витя…Дуй-ка домой. Хорошо? Не надо тут за нами… Заблудишься.

- Да не-е,  я тут всё знаю…

- Ну, всё равно. Если нас вместе поймают, - Феликс улыбнулся, - тогда точно всем и хана. За групповуху ведь больше дают, знаешь?

Видимо это был  довод,  пацан проникся.  Тут же без возражений бросил короткое «пока!» и  убежал.

Феликс сказал:

- Ничего не понимаю.

Сергей нервно дёрнулся:

-Пошли. А то сейчас все мусора, наверное, уже клянутся  отомстить нам за обиду. И ведь поймают в благородном гневе. Если мы не уберёмся.

- Ага, клянутся, - усмехнулся Феликс, - на уголовном кодексе… Нет, хватит. У нас теперь по сценарию хэпи энд.

Откуда-то сверху вдруг прилетел бумажный самолётик, пролетев прямо около их лиц.

Феликс посмотрел вверх, на окна домов. Потом поднял этот бесхитростно сложенный листок, хотел запустить дальше, но, увидев испещрённые строчками крылья, развернул, прочитал, нахмурился, протянул Сергею.

Сергей хмыкнул, но взял листок:

«… попробуй говорить тихо, попробуй говорить невпопад, попробуй сказать ни о чём, не молчи…

Тень надвигающегося ливня рядом, и рядом уже поют струны молний, разрывы мятущихся масс рядом.

В свете дней и прошедшей весны уж очень смешным получается лето, и слишком кровавой будет наверное осень.

Будет красным клён – это точно.

Хотя нам пережить представленье – не самое главное, главное выжить потом, когда выйдем уже из театра и войдём в темноту, где нас ждали всегда и пугали оттуда. Мы пойдём краем ямы со скользким оскалом, но вряд ли актёрам дело – они просто старые флейты.

Не пройдёт и недели, мы не вспомним их песен…»

 октябрь 1998

КОНЕЦ.    (Читайте продолжение в "Потом в нашем городе")