Вражья кровь

Солнце, коротко выглянув из-за низких облаков, залило тёплым золотом спелое ржаное поле. Ветер шевельнул колосья - рябь и волны понеслись по поверхности хлебного моря. Умиротворённо зашептали деревья у самых его берегов. Запах свежести закружил голову, перебивая мазутную вонь, и взгляд упорно не хотел опуститься от синего неба к чёрным рычагам, рукояткам и педалям...
- Заводи!
Танк заревел, расстреляв выхлопом тишину.
Девятнадцать других завелись почти одновременно.
- Ну, Бог Христос, помогай, если ты есть!
Миша захлопывает люк, он напряжен, его губы что-то шепчут...

Из танка мало что можно увидеть...
Близкие разрывы снарядов, тряска, гул, вонь и жара, дым, вкус крови во рту... Только крики-команды имеют значение - влево-право-вперёд-стой! Прибавь скорость! дави!
Снаряды рикошетили, внутрь сыпались мелкие осколки, впиваясь в лицо и руки, но танк не горел, он защищал!
Миша в ужасе перед огнём и осколками сжимался на тесном водительском кресле... но нет - опять и опять танк не сдавался, и Михаил осознавал, что всё ещё жив, всё получается - его танк «гремит огнём» и в «блеске стали»...
Когда вдруг сзади ударила волна жара, и заглох двигатель, Миша не потерял сознания, но сразу и осознал то, чего, внутренне содрогаясь, ждал с самого начала...
«Горим!».
Он открыл люк над собой. Кашляя, ничего не видя, выполз на горячую броню. Упал на землю, в рожь. Немного отполз от машины, дымящейся чёрным дымом. Поднял глаза на башню - башенный люк оставался прикрытым.
Миша бросился наверх, открыл люк, изнутри клубом повалил дым. Нечего нельзя было увидеть и сделать.
«Чёрт!»
Внутри ребята...
Он опять вполз в танк через свой люк, нащупал в дыму чьё-то тело и вылез с ним наружу. Но даже второй заход сделать не удалось...

- Саша... Саша, ты живой, слышишь меня?..
Во ржи, в дыму, скрывавшем их от врагов, лежали два русских танкиста.
Солнце иногда бросало на них свой недоумённый взгляд, редко пробиваясь к ним. Вокруг дымили иноземные машины с крестами на башнях, и вяло горела влажная рожь.
Им на двоих было чуть больше сорока лет, и один из них был всё ещё жив...

Пушки умолкли...
Поле так и осталось ничьим - ни русские, имевшие на него полное право, ни немцы, пришедшие из-за семи стран, чтобы забрать его себе, не сумели достаточно твёрдо встать на него, чтобы оставить за собой.
Неубранная рожь напоследок безрадостно кивала колосьями - ведь никому не под силу было её собрать, кроме огня...
Чтобы добраться до своих, Мише нужно было пересечь поле.
Как далеко? - оценить расстояние можно было только по прикидкам времени и скорости во время прошедшего боя. А сейчас - во-первых, ему мешал дым, во-вторых, Миша не рисковал поднимать голову над рожью.
Одно было ясно - надо ползти. Теперь, когда почти перестали стрелять, не было смысла отлёживаться в воронке.
Тучи разошлись, но солнце уже падало к горизонту, и длинные тени от дымных столбов тянулись к востоку, как жадные руки. Земля была почти сухая - недавний дождь не сумел как следует промочить её. Но стебли ржи, по которым, пришлось на карачках ползти, вымочили комбинезон - особенно ноги и рукава...
КВ остался далеко позади, но впереди чернели сгоревшие немецкие танки. Миша старательно их обползал. До спасительного леса ещё было далеко.

Он не увидел волны встречного движения, не услышал шороха - а нос к носу столкнулся с кем-то, ползущим навстречу...
Миша и немец только что не столкнулись лбами - оба молодые, оба танкисты, оба чудом выжили в бою, и оба хотели как можно скорей добраться до своих...

Если размыслить, то шансы этой встречи были так неисчислимо малы - Михаил, мой дед, родился в Сибири, пахал трактором поле и никогда за свою жизнь не побывал бы в Германии, где, может быть, пахал почти такое же, но немецкое, поле тот Ганс, или может быть Фриц.
Но...
Дед даже ещё не достиг возраста, когда ему было бы дозволительно обзавестись семьёй - но его судьба, и судьба этого Фрица, была решена...

Миша оторопел.
Дёрнулся в сторону немец.
Они оба с удовольствием бы сбежали друг от друга, но над обеими висел рок - война, в которой главным были долг или священное право, а не жизнь или какой-то там здравый смысл.
Миша не мог отпустить немца, вздумавшего без приглашения ползти по русскому полю. Не мог струсить перед славянином и спесивый ариец...
У них обоих не было оружия, только у немца оказался в руке нож.
Миша взревел и кинулся на фашиста, в ярости взревевшего в ответ.
Вооружённый ножом немец имел все преимущества. Они столкнулись, Михаил ударил ногой немца, и едва сразу не попал под нож, но ему всё-таки удалось перехватить руку, наносившую удар - и они оба покатились, сцепившись.
Только фашист был сильнее, и Миша оказался на спине. Нож медленно приближался к его лицу.
Немец торжествующе щерился, понимая, что только несколько секунд отделяет его от победы, и, наверное, уже предвкушал заслуженную похвалу от своих командиров и солдат, братьев по крови и оружию, после боя. Кто знает, о чём успел он подумать - Миша, вывернувшись, перевернул его самого на спину, понимая, что второго случая уже может больше не представиться – уж слишком дюжим был фашист - перехватил обеими руками кисть, держащую нож, локтем отжал голову и, увидев незащищённый кадык, вцепился в него зубами. Кровь густо брызнула ему в рот.

Остановился он только тогда, когда тело фашиста перестало дёргаться...

К своим Миша вернулся затемно.
Его заметили:
-Давай быстрей, браток!
Миша дополз. Окровавленный, чёрный, ввалился в окоп, хотел что-то сказать, но его опять, в который уже раз, жестоко скрутило в приступе рвоты...

Дед вернулся с той войны, завёл семью...
У него рано испортились зубы. И он никогда не сомневался, что это из-за гнилой вражьей крови, испробованной им на войне.


май 2002г